Е. Пенская. Как создавался "Алый Парус"
Е.Н. Пенская
«АЛЫЙ ПАРУС» — ЭТО РОМАНТИКА
В ДЕЙСТВИИ
Сначала — четыре «почему?».
• Почему «Алый парус»?
• Почему об этой теме сейчас, в отсутствие каких)либо прямых
поводов?
• Почему и как «Алый парус» жив до сих пор?
• Почему уроки «Алого паруса» интересны сегодня?
Факты из истории «Комсомолки»:
1963 г. (к тому времени газета выходит больше тридцати
лет) — анкета «На Марс — с чем?» положила начало дискуссии
«Нужна ли в космосе ветка сирени?» и знаменитому спору физиков
и лириков, который со страниц «КП» выплеснулся в саму жизнь.
Основана первая в истории советской печати страница «КП»
для подростков «Алый парус».
Таким образом, у нас есть формальный повод вспомнить об
одном из уникальных проектов в истории советской педагогики,
образования и журналистики: 2008)й г. — условно юбилейный.
В этом году «Алый парус» отметил бы свое 45)летие.
«Алый парус» создавался в эпоху «оттепели» «неутомимым идеалистом и
реформатором образования» Симоном Соловейчиком.
В разные годы в этот проект были вовлечены те, кто в 1970–1980-х
стали звездами отечественной журналистики.
В этой истории нет иерархии; в ней важен любой участник:
писатели Алексей Дидуров и Ярослав Голованов; правозащитник
Юрий Щекочихин; создатель коммун, невероятных социальных проектов Валерий Хилтунен;
социолог Борис Грушин, основатель Института общественного мнения — в
ещи абсолютно беспрецедент)
ной в те годы, ведь это первая в истории страны административная ячейка со своим штатным
расписанием и зарплатой, которая
была создана не сверху, а снизу; Валентин Юмашев, прошедший
путь от курьера «КП», капитана «Алого паруса» до заместителя
главного редактора журнала «Огонек», литературного помощника
первого президента России, а затем руководителя крупнейшей
правительственной структуры. «Случай Юмашева» — в каком)то
смысле точка, финал проекта: «Алый парус» — «Администрация
президента» сомкнулись в одной общей аббревиатуре «АП».
1 Эйдельман Т. Год реализованных утопий: школы, учителя и реформаторы (www.nlobooks.ru/rus/
magazines/nlo/196/329/348/).
2 Грушин Б. Во время паники рабочий и академик ведут себя одинаково (http://www.kp.ru/daily/23329.5/
30831/).
261
Как создавался «Алый парус»
«АП» плюс его сотрудники, все вместе и каждый в отдельно)
сти — это множество разных историй, выдуманных и реальных, это
целый пласт мифологии советской педагогики и журналистики.
Это уникальное содружество и сотрудничество параллельно с су)
ществованием центрального ядра прорастало отдельными ветвя)
ми, проектами, срок действия которых длился и после реального
завершения жизни «Алого паруса».
Что это было? «Дружба в чистом виде. Не просто эгоизма не
было — никакого индивидуализма. Хотя все потрясающие индиви)
дуальности. Очень много внерабочих дискуссий. Кино, театры, ста)
дионы, загородные пикники, лыжи, рыбалка. Вокруг меня всегда
была яркая компания. Народ очаровательный. Фантастические
люди. Все жили одним делом: производить хорошую журналисти)
ку. Было время настоящей перестройки в журналистике. Летуч)
ки — целые сражения. Я в роскоши купался! То, что называется в
“роскоши человеческого общения”» .
Если упростить историю «АП», то в ней можно выделить три
периода: 1960)е; 1970)е; 1980)е. Каждый этап рождал своих геро)
ев, лидеров, которые, в свою очередь, становились инициаторами
«дочерних» структур. Так, молодые корреспонденты Валерий Хилтунен и
Ольга Мариничева создали подростковый коммунарский
клуб при страничке «Алый парус». Клуб назвали «Комбриг», или
еще — «Ребячьи комиссары». Одна из задач этого клуба — собрать
в «Комсомолке» людей, которые внутренне были неудовлетворены
окружающей жизнью и пытались использовать иные методы раз)
вития личности. В основе этих методов лежали наработки так называемого
коммунарского движения, которое с конца 1950-х годов существовало в СССР.
Это было неформальное педагогичес)
кое движение, основанное на экспериментальных методиках,
выработанных доцентом Ленинградского института педагогики и
психологии им. А.И. Герцена Игорем Ивановым и внедренных в
практику в Ленинграде Фаиной Шапиро. В 1960)е годы это движение распространилось почти на
всю страну. Пропагандистом коммунарских идей был известный писатель и педагог Симон Соловейчик. Однако к концу 1960-х в коммунарстве руководство страны
увидело фактически соперника (а возможно, и могильщика!)
ВЛКСМ, и движение было запрещено. Вернее, стало существовать
на полулегальном положении. Одной из структур коммунарского
движения и был клуб «Комбриг». Корреспонденты через «Комсомольскую правду» и через сборы, которые организовывались в
различных школах как в Москве, так и по всей стране, несли идеи
коммунарства, элементы педагогики творчества, групповой психотерапии. Одной из задач школьных сборов было раскрепощение
подростков, попытка показать им, что жизнь внутри школы может
быть намного интересней, чем была на самом деле.
Директоров школ интересовало создание единого дружного
коллектива по вертикали — от младших до старших классов. А это
могло произойти — и происходило — в течение одного сбора,
продолжавшегося, как правило, три дня. Это был своеобразный
тренинг по превращению зашоренных детей в живых.
«Речь-то нужно вести, скорее, об “антипедагогике”, об инновационном российском андеграунде, откуда родом Александр Ривин, Иннокентий Жуков, Адриан Топоров, — вспоминает В. Хилтунен. — Возможно, не все из этих фамилий у вас на слуху. Мне
повезло. Долгие годы я сидел примерно на том же стуле в редакции “Комсомольской правды”, на котором до меня громоздились
Володя Дудинцев и Слава Голованов. Последний орал на нас, начинающих, если мы прятались
от очередного лохматого изобретателя, который катил на тележке чертежи своего вечного
двигателя:
“Даже если всего лишь один процент, да что процент — один промилле этого бреда окажется гениальной догадкой, то не будет
тебе во веки веков прощения от правнуков, что именно ты прозевал, не услышал”. Я был молод, и мне тогда казалось, что зря мэтр
так уж сильно беспокоится. Теперь-то я понимаю, что он еще мало
орал… Тогда бы и папки мои были еще толще…»
А в конце 1970)х — начале 1980)х годов в «Алом парусе» возник
клуб юных корреспондентов, сети которых работали очень продуктивно, а впоследствии оттуда вышла (последняя, может быть) плеяда очеркистов.
Сейчас принято считать, что новая журналистика началась с
«Известий», которые возглавил Аджубей. Очевидцы и участники
событий тех лет считают, что это искажение: новая журналистика
начиналась с «Комсомолки», которая еще в 1956 г. развивала абсолютно новые формы: живой репортаж, интервью (тогда публиковались циклы бесед с теми, кто возвращался из сталинских лагерей, — и это был настоящий шок!), впервые ввела социально-экономический очерк. «Комсомолка» и ее «Алый парус» создавали
подлинную журналистику факта, формировали новый стиль, новый
язык.
«Алый парус» менялся в течение нескольких десятилетий. Но
оставалось в нем одно главное зерно: разговор на равных тех,
кому 16–17 лет, и людей старшего поколения. «Алый парус» был
единым центром, штаб-квартирой для педагогов, журналистов и
подростков. Этот феномен еще требует своего серьезного осмысления.
Мы предлагаем вниманию читателя фрагменты из книги, выпущенной в 1966 г., — книги, собранной по материалам писем, ста)
тей, с добавлением нескольких текстов, не вошедших в основной
состав. Кроме того, обращаем ваше внимание на то, что книга
открывается коротким вступлением Чингиза Айтматова. 10 июня
2008 г., когда готовился номер, писателя не стало. Его вступление
к книге — «Разговор эпиграф» — не публиковалось позднее ни в
одном собрании сочинений, тем ценнее оно для сегодняшней аудитории.
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -------------------------------------------------------
1 Хилтунен В. Игла в небо (http://www.soob.ru/n/2002/10/c/10).
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -------------------------------------------------------
Это издание стало сейчас библиографической редкостью: в
крупных московских библиотеках (кроме Ленинки) оно по разным
причинам недоступно, тираж в свое время разошелся мгновенно,
а при попытках достать книгу у самих участников и составителей
(Валерия Хилтунена, Алексея Ивкина, Ивана Зюзюкина) мы потерпели фиаско. Архив Симона
Соловейчика — по словам вдовы Нины
Грантовны, 200 неразобранных коробок — в настоящее время закрыт.
Документы «Алого паруса», анализ контекста, среды еще ждут
своих исследователей. А сейчас, когда вновь так остро встал вопрос о патриотическом воспитании, о том, что такое «гражданин
своей страны», когда так болезненны проблемы молодежной прессы, мы считаем необходимым ввести успешный опыт, на котором
выросли как минимум два поколения, в сегодняшний контекст обсуждения.
Что это за книжка?
Разворачивая «Комсомольскую правду», ты иногда встречаешь
на последней ее странице слова: «Алый парус». Это страничка для
ребят и про ребят, которым 16–17 лет. Но многие жалуются: «Почему “Алый парус” такой маленький? Всего одна страничка, да и то
раз в месяц…» Ну что ж, вот мы и выпускаем большой «Алый парус», на двухстах страницах сразу. И тоже, конечно, для ребят и
про ребят. Это второе плавание «Алого паруса», его вторая жизнь.
Провожая «АП» в странствие по книжным полкам, школьным
партам, ученическим портфелям, чемоданчикам и папкам, мы старались, чтобы в нем сохранилось кое-что от газеты — стапеля, с
которого сошел этот наш корабль, — и появилось нечто новое.
Потому что теперь «АП» не газетная страница, а книжка! В ней ты
заметишь пестрое разнообразие жанров и стилей, как в газете.
И в то же время последовательность в подборе материалов, внутреннюю связь между ними, как в книге. И это, мы надеемся, даст
читателю возможность поглубже подумать над тем, что уже знакомо по газете, к какому-то ее разговору вернуться снова. Книга
пригодится, чтобы провести диспут в классе, найти аргументы для
спора с товарищем, а может, и с самим собой, натолкнет на какие-
то важные размышления о жизни. Каждый год у «АП» появляются
новые читатели: миллионам ребят исполняется 16–17 лет. Всем
им приходится заново открывать для себя мир. Вопросов очень
много. «Алый парус» говорит со своим читателем о цели и призвании, об умении жить для людей, о трудностях роста, о сложностях
характера, о любви, о дружбе, о человеческом достоинстве. Только что подросший читатель, впервые задумавшийся над этими вопросами, найдет в книге то, что его старший брат или старшая
сестра находили в газете.
«АЛЫЙ ПАРУС! Кто ты? В каком классе ты учишься? Я хочу с
тобой переписываться» — таких курьезных предложений наш «Алый
парус», которому от роду всего два года, получил немало.
Отвечаем сразу всем: пожалуйста! «Алый парус» согласен вступить в переписку со всеми, кому он нравится и даже кому не нравится…
А чтобы ясно было, кому писать, расскажем, кто делает «АП» и
как он делается.
«Алый парус» делаешь… ты, он живет твоими письмами. Приходит их по тысяче в месяц. Сидят в редакции люди, распечатывают конверты, время от времени вскакивают и говорят:
— Послушайте, какое интересное письмо!..
Его тут же читают вслух. Начинается яростный спор: ехать ли по
нему в командировку, или тут же печатать, или позвонить автору.
(А авторы иногда забывают указать не то что адрес, но даже и
фамилию.) Тут еще кто)нибудь встает и кричит: «А это письмо еще
роскошнее!..»
И все начинается сначала, пока из соседней комнаты кто-нибудь не прибежит и не спросит: «Что за шум, товарищи?»
А ему говорят: «Послушай, какое письмо мы получили!» И он
тоже включается в спор.
В таком шуме и гаме появляются темы для статей, диспутов,
обсуждений, карикатур, фотоснимков.
И вот уже курьеры несут толстые пачки писем известным писателям, отрывают их от романов и пьес. И вот журналисты рассовывают по карманам блокноты и вылетают в командировки. И вот уже
безотказный художник «Алого паруса» Волик Арсеньев с задумчивой улыбкой разводит гуашь.
А в последний день перед выпуском очередного номера суматоха достигает высшего накала. С «во какими!» идеями прибегает
Леша Ивкин. (Однажды его классная руководительница принесла в
редакцию рулон стенгазет, которые Леша выпускал самолично.
«Вы только почитайте!» — в гневе сказала она. Почитали — и еще
не известный нам Леша был тут же принят в команду «Алого пару)
са».) Придирается к каждой заметке Лена Воронцова. «Это не в
ритме “Алого паруса”, — ворчит она. Застенчиво вытаскивает об)
щую тетрадь с двумя поэмами Алеша Дидуров. А тут еще сорок
ребят из клуба ЮК при «Комсомольской правде», из которых двадцать вдрызг разносят еще не вышедший «Алый парус», а двадцать
других горой стоят за него.
Беспокойная жизнь у «Алого паруса»!
Но она его не страшит.
И если ты, прочитав эту книжку, тоже захочешь написать нам,
мы будем только рады.
Адрес простой:
Москва, «Комсомольская правда», «Алый парус».
Разговор эпиграф
Дружим с ветром
У моего друга — ярославского писателя Василия Бочарникова — есть совсем небольшой рассказ, который называется «С днем
рождения, Кира!». С этого рассказа я и хочу начать разговор об
«алом парусе».
Это было в девятом классе. Он часто вечерами провожал ее
сюда, к дому на берегу Волги.
«…Скрипнула дверь.
— Кира! — в темноте шепотом позвал он. Она спрыгнула с
крыльца, взяла за рукав.
— Мама, — голос Киры задрожал от обиды, — сказала, что
рано еще тебе — мне, значит, десятикласснице — день рождения
отмечать с кавалерами.
— А ты?
— Что я?..
— Ты сказала ей, что я работаю?..
— Она, Сережа, знает, что ты работаешь и учишься. Знает. —
Кира нашла и погладила его шершавую ладонь.
И тогда Сергей, обиженный и горячий, прижал Киру к себе,
поцеловал и почти бегом бросился к калитке, но вдруг остановился
и пообещал громко возбужденным голосом:
— Я отмечу твой день рождения!.. И так отмечу, как… Вот увидишь!..
Кирина мать рано уходит на рынок — только-только забрезжит
рассвет. А тут еще апрельское утро выдалось сырое, туманное.
Долго она ходила по торговым рядам Сенного рынка, запасая
продукты получше на день рождения единственной дочери. Потом,
довольная покупками, пошла домой. Вот и забор. Еще покойный
муж ставил. Крепкий забор, даром что между тесинами руку просунешь. Она подошла ближе и остолбенела. На заборе крупные
красные буквы. Прыгают в глазах.
— Ой, что же это такое?.. — Мать затрясла головой, закрыла
глаза и, чего только не передумав за этот короткий миг, собралась
с силами, снова открыла — и прочитала: «С днем рождения, Кира!»
На каждой тесине горела своя буква.
Первая мысль матери была: взять топор и сокрушить ползабора…
Но она не сделала этого ни тогда, ни после, когда спустя два
года, выйдя замуж за лейтенанта Горохова, Кира уехала с ним на
заставу куда)то в Заполярье…
— Приметный у тебя забор, Михайловна, — шутят иногда соседки. Она соглашается и задумчиво говорит:
266
Из истории образования
— До сих пор ходит. Постоит, постоит и — на Волгу. А парень
какой!..»
Сереже было семнадцать лет. По)своему, по)мальчишечьи, он
выразил свое понимание справедливости, право на самостоятельность. С точки зрения обывателя его поступок граничит с хулиганством. Но, конечно, это не хулиганство, а утверждение собственного отношения к жизни. А чего больше в этом характере — детства или взрослости, убежденности? Есть здесь и то и другое. И в
этом прелесть, неповторимость того возраста, когда в человеке
пробуждается воля, когда он сам вырабатывает в себе черты характера.
Вспоминаю свои семнадцать лет. Ходил я в школу мимо двора,
где надо мной смеялись, что хожу пешком за восемь верст в шко)
лу. Вот, мол, чапает, чудак, по пыли, умнее других хочет быть.
Лучше бы сапоги берег. И я берег сапоги. Одни были. Разувался и
шел босиком, но всякий раз, приближаясь к этому двору, натягивал сапоги. Нарочно шел по лужам и грязи. Этим я хотел сказать,
что не в сапогах дело. И сейчас я не смеюсь над собой за это
мальчишечье упрямство.
Однако вернемся к Сергею. Один только поступок… А понимаешь, что парень уже поднял свой «алый парус жизни». Этот парус
уже на ветру, и ему предстоит испытать на себе еще многие ветры:
сильные, гудящие и боковые шквальные ветры и вихри, когда мачта будет гнуться и надламываться. Под парусом я подразумеваю
жизненное кредо человека, его мечты, его устремления…
Каждому человеку предстоит поднять свой «алый парус». И от
того, как правильно и широко будет развернут и поставлен этот
парус, многое будет зависеть в дальнейшем. Чудесный «алый парус» — это не только романтика, приключения, не только мечты о
необыкновенном, но и каждый будничный час молодой жизни. Человек поднимает свой парус, крепит и направляет его по ветру
каждодневно, всякий раз в многочисленных своих побуждениях,
поступках и отношении к окружающей жизни. Его парус набирает
силу и тогда, когда он впервые приложит толику своего труда к
труду многих, занятых другим делом, и когда он впервые признается в любви, и когда он сидит над книгой, и когда он, преодолев
напускную ложную невозмутимость, посмеет прямо сказать о пошлости, цинизме, найдет в себе мужество схватить за руку хулигана,
и когда он, слушая музыку, восхитится красотой звуков, ритмов…
«Алый парус» никогда не остается без ветра.
Я не собираюсь поучать вас, ребята, пользуясь правом старшего. Об одном лишь я хочу сказать. Почему люди из поколения в
поколение так много говорят о своих семнадцати годах? Почему о
них поются лучшие песни? По)моему, не случайно: это веха в человеческой жизни. Это тот возраст, когда жизнь, как хлынувшие по
весне потоки, устремляется к человеку со всех сторон бурным
натиском. Здоровье, энергия, знания, чуткость к прекрасному, жажда открытий, сердечная дружба, первые волнения любви, пробуждение осмысленного патриотизма и гордости за Родину — все это
бесконечный и яркий мир юности, ее сказочное достояние. Какой
огромный духовный, интеллектуальный скачок вдруг, словно бы
сразу, происходит в ваши годы! Несите ваше неповторимое время. Держите выше «алые паруса». И очень важно понять, что вы
уже не дети, что во многом вы сами должны воспитывать в себе
красивого человека, советского гражданина.
«Алый парус», ты плывешь по волнам. Я смотрю и думаю.
В детстве ты был бумажным корабликом. А теперь ты ощущаешь
большую силу ветра. И даже шторм тебе по плечу. Теперь у тебя
крепкие снасти. Счастливого тебе дальнего плавания!
ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ, лауреат Ленинской премии
Сколько тебе лет?
Нет, мы не про метрики спрашиваем, не про паспорт. Однажды
«Алый парус» проводил диспут: «Взрослые мы или дети?» Спорили
четыре с половиной часа, до хрипоты. Оказалось, это не так просто — определить свой возраст.
Тебе столько, сколько ты успел сделать за годы, прожитые тобой.
Если ты созрел духовно, научился принимать решения и, что,
пожалуй, самое важное, выполнять их, ты взрослее своих лет.
Возраст сказывается во всем: в мечте, в зрелости убеждений, в
готовности совершить то, что, быть может, под силу только вполне
взрослому человеку. Нам всегда больше нравятся люди, которые,
если можно так сказать, точно «вписываются» в свой возраст. Неприятна инфантильность во взрослом человеке, но еще неприятнее нарочитое стремление казаться старше своих лет, опытнее,
чем ты есть. Потому что это неестественно. А все неестественное в
человеке отталкивает.
Есть люди, у которых вся жизнь ожидание. Томительное ожидание. Ждут, пока вырастут, и вот тогда)то — надеются они — и
начнется настоящая, красивая жизнь.
Наверное, вот для таких людей и написал С. Маршак:
Даже по делу спеша, не забудь:
Этот короткий твой путь —
Тоже частица жизни твоей.
Жить и в пути умей.
Ты сейчас в пути — к взрослой, самостоятельной жизни.
Об этом — о времени взрослеть — мы поговорим в первой
главе.
Г Л А В А 1
РОСТ
РАССЧИТАЙ ЗЕМНУЮ ОРБИТУ
— Чем вы собираетесь заполнить досуг в этом году? — спросил я десятиклассников.
Вот немногое из многого, что они себе наметили:
— Разобраться в строении мира (от атома до Вселенной).
— Изучить Программу КПСС.
— Прочитать всего Макаренко.
— Систематически заниматься немецким языком.
— Улучшить тактику шахматной игры.
— Побывать на концертах Рихтера, Керера и Ойстраха.
— Познакомиться с основами логики и психологии.
Предполагают не только брать. Планируется и отдача:
— Привить сестре интерес к книгам.
— Провести подруг по любимым залам Музея изобразительных
искусств.
— Уметь оказывать первую доврачебную помощь.
Оказалось, многим мало того, что дает школа.
Что дорого мне в каждом из этих ребят?
Они никогда не откладывают на завтра то, что можно сделать
сегодня. И точно знают, что будут делать завтра. Намечают обычно
больше, чем может вместить день: если случайно что)то отпадает — в запасе есть дела второй и третьей очереди. Требуют больше от себя, меньше — себе. Работают даже тогда, когда отдыхают.
Для них не пропадет ни один разговор, ни одно наблюдение.
Но все ли таковы? Нет, глядя на класс, никак не скажешь, сколько голов — столько умов. Голов, увы, все)таки больше.
Так бывает: до шестого класса вроде все шло хорошо. Девочка
учила стихи, таблицы, теоремы. Винегрет имен, цитат, разрозненных фактов до поры до времени выглядел знанием.
Тройки начались с истории: здесь мало помнить, надо понимать. Потом к истории присоединились математика и физика. Огорченная, но не спешившая взрослеть девица невзлюбила учителей
и предметы.
Пошлые пустяки стали заменять ей дело. Попавшаяся под руку
книга, случайная встреча определяли занятия и настроения, превращая день в решето. Всем телефон экономит минуты, ей помогал растрачивать часы. Для одних телевизор — окно в мир, для нее
— способ убить время.
Рыбак рыбака видит издалека. В классе образовалась компа)
ния, немногочисленная, но теплая.
День начинался вопросом: «Чего можно сегодня не делать? Где
меньше шансов “засыпаться”»? У них не было увлечений: что спрашивали, то и учили. Люди «получали» среднее образование и не
догадывались, насколько же оно «среднее»!
Стиль немногих стал поперек горла всем: пока учителя разжевывали лодырям прописные истины, класс сидел на голодном пайке. И однажды терпение лопнуло: их обозвали дураками. Они смертельно обиделись и взвыли: «Нас неправильно воспитывали!» Номер не прошел. Их подняли на смех: «Не так воспитывали?.. Сумей
ответить за себя сам!»
«Сумей ответить за себя сам!..»
Человек меняется не вдруг. Но вскоре мы заметили в ребятах
что-то новое.
Я преподаю литературу. И первое, что мне бросилось в глаза, — их сочинения. Та же самая девчонка, столько раз огорчавшая
меня, в сочинениях которой были громкие слова, звонкие фразы и
ни одной собственной мысли… И вдруг она заговорила— не сразу,
как Цицерон, но по)человечески.
Я попросил ее взглянуть на прошлогодние сочинения.
— Зачем? Они же хорошие!
А взглянув, ахнула:
— Неужели мое? Да это же детский лепет!
Я не говорил бы об этом местами так зло, если бы не был
убежден: то, как человек работает в школе, накладывает неизгладимый отпечаток на все, что он делает потом.
Когда начинается космический полет, радио сообщает, в какой
школе учился космонавт. Приземлившись, герои благодарят учителей. И это понятно.
Но подлецы тоже кончали школу. Пеньковский — давно, валютчик Рокотов — недавно. Когда судили их, школы, где они провели
десять лет, не потревожили: ведь тому, что они сделали, там не
учили. Это верно. Но верно и другое: у них не оказалось убежден)
ности, иммунитета к чуждым влияниям. И вот одни полетели в
небо, другие стали его коптить. Ведь для полета (безразлично —
в стратосферу или по земной орбите) нужны знания, совесть, воля.
А кто обходится без них, пусть пеняет на себя. Пусть не вопит, если
станет тошно (а тошно все)таки станет). Пусть не винит в своих
неудачах весь мир: школу, семью, обстоятельства. Виноват только
сам. Ему — семнадцать!
Сложите все минуты, потраченные вами в прошлом году на
ответы на уроках. Хорошо, если в год набралось часа три. Неужели, потратив 180 минут в год, можно выучиться говорить? И сочинений, написанных вами за последние годы, недостаточно даже
для тощего однотомника. Вот почему, когда отвечают другие, стоит прикинуть, как бы ответили вы. И, кроме сочинений для учителя,
надо вести записную книжку, дневник. Без этого ни говорить, ни
писать не научитесь.
Часто бывает, что последний в классе оказывается первым в
кружке, на стадионе. Людей, безнадежных во всем, нет. В чем-то
человек да силен. Пусть помогут товарищи от этого его увлечения
перекинуть мостик к делам обязательным.
Ваши увлечения далеко выплескиваются за пределы расписания. Многие интересуются философией, политикой, экономикой,
эстетикой, кибернетикой. Почему же каждый из вас не вербует
единомышленников и не тревожится, что школьные кружки так уныло однообразны: рисование, хореография, рукоделие? Или и кружки рассчитаны на ленивых?
— Неоткуда взять руководителей!
Так ли? Ведь у каждого столько знакомых и близких, что с их
помощью можно создать университет! Ваши родители, старшие
братья и сестры, дедушки и бабушки, отдавшие десятки лет любимой профессии.
Пусть исчезнут «мероприятия», для которых аудиторию удерживает «богатырская застава» — директор, завуч и замок на раздевалке!
Оценивайте свое поведение сами. И ставьте «отлично» не за
то, что в классе никто не совершил действий наказуемых, а за
любознательность, поиски, помощь товарищам.
Не каждый создатель модели превратится в главного конструктора, не все письменные работы войдут в собрания сочинений. Но
без школьного технического творчества будет меньше Туполевых,
без творческих сочинений поредеет Союз писателей.
Будущие творцы межпланетных кораблей прежде должны точно рассчитать свою земную орбиту.
С. ГУРЕВИЧ, заслуженный учитель РСФСР (Москва)
«ДА БУДЕТ ПРЯМО ДЕЛО ТВОЕ!»
ПИСЬМА
История этих писем такова. Однажды — это было еще до войны — киевская школьница Ляля Яненко прислала в «Пионерскую
правду» рассказ. Рассказ не напечатали. Но Ляля получила письмо
от сотрудницы редакции Елены Михайловны Ширман. Так началась их дружба.
В 1942 году Елена Михайловна погибла: фашисты казнили ее в
одной из станиц под Ростовом. Но слишком яркой и щедрой к
людям была эта жизнь, чтобы уйти бесследно. Остались стихи.
Остались сказки, которые она любовно собирала: вторым изданием вышел в Ростове сборник «Изумрудное кольцо». Остались письма…
Ляля Яненко была не единственным корреспондентом Елены
Ширман. Она переписывалась с Валерием Марчихиным, Таней Дудкиной, Ваней Папуловским, Мишей Васильченко и другими ребятами, которых она называла своими «литературными детьми».
Разговор о литературе неизбежно переходил в размышления о
жизни. Елена Михайловна сумела стать для мальчишек и девчонок,
многих из которых она никогда в жизни не видела (в том числе и
Лялю Яненко), другом, человеком, с которым можно говорить о
самом сокровенном.
После войны ее сестра разыскала Лялю Яненко и попросила
вернуть сохранившиеся письма. И Ляля — теперь Елена Алексеев)
на Яненко — ответила так:
«Прислать их Вам не могу. Они больше чем дороги, больше чем
святы. Могу лишь переписывать и отсылать Вам».
Письма к Ляле Яненко в сокращенном виде мы и публикуем.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
27.08.40
Привет, Ляля!
Не сердишься на меня за суровую критику «Портрета»?..
… Знаешь, когда к Максиму Горькому пришел один начинающий писатель и спросил, стоит ли ему дальше заниматься литературой, Алексей Максимович сказал ему в ответ: «Молодой человек, гвозди бывают разной величины, маленькие, средние и вот
такие (он показал пальцами вершка три). Так вот — знайте — путь
литератора густо усеян гвоздями преимущественно наибольших
размеров. Если вас это не пугает — решайтесь».
… Вот тебе несколько осетинских фраз1 . Поговорка: «Человек
создан, чтобы создавать». Это очень мудрая поговорка.
Вот еще приветствие: «Да будет прям путь твой». Ответ: «Да
будет прямо дело твое!» (Причем прямо — в смысле честно.)
Правда, хорошее приветствие?
ПИСЬМО ВТОРОЕ
3.10.40
… Влюбчивость (в книги, стихи, города) — вещь не опасная.
В людей — это опаснее. Тут надо иметь чутье и не кидаться очертя
голову.
… О системе чтения. Это сложный вопрос. Пожалуй, по беллетристике общая система такова:
1. Русские классики (Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тургенев,
Гоголь и т.д., Горький и др.).
2. Западные классики (Гете, Шиллер, Гюго, Байрон, Гейне,
Стендаль, Бальзак, Диккенс, Флобер, Золя, Ибсен).
8. Русские современные (Шолохов, Фадеев, Леонов, Панферов, Паустовский, Катаев, Соболев, Новиков#Прибой и т.д.).
4. Западные современные — Франс, Роллан, Барбюс, Манн,
Фейхтвангер, Голсуорси, Уэллс, Лондон, Синклер, Хемингуэй…
Тьфу, черт, да ведь я тебе университетскую программу даю,
а ты еще в восьмом (да?) классе. Тебе это не по зубам… Хотя я в
пятнадцать лет уже читала наравне со взрослыми. Ничего плохого
в этом нет.
Любишь ты Дж. Лондона? Это один из моих любимейших.
И еще Роллан — «Кола Брюньон» и «Очарованная душа».
Или Уитмен, «Листья травы».
-- -------------------------------------------------------
1 Е. Ширман собирала осетинский фольклор.
-- -------------------------------------------------------
Это мои дорогие учителя.
Для начала вот тебе пять книг — из разных эпох и областей:
Гончаров «Обрыв».
Гюго «Собор Парижской богоматери».
Леонов «Скутаревский».
Лондон «Мартин Иден».
Энгельс «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Вот одолей их — и тебе многое в жизни яснее будет.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
19.10.40
… Мне кажется, что в конфликте с Зиной виновата ты, Лялечка.
Тебе показалось, что Зина не хочет тебя видеть, на самом деле
она просто не заметила тебя. Ты ей наговорила резких слов, ты
обидела, теперь она на тебя дуется. А ты на нее… И вам обеим
тяжело. Право же, все это чепушища.
Напиши ей письмецо, объясни, что тебе показалось, и вы помиритесь. И вам обеим станет легко и радостно.
Знаешь, у Валерия есть такие строчки:
«Весенним и высоким смехом
Серебряным — расхохочись!
Он лучший и вернейший метод
Познанья чувств —
Смел, свеж и чист!»
Так вот и ты — расхохочись!
… Восьмой класс надо окончить обязательно! А потом — я бы
на твоем месте пошла работать. Я лично с шестнадцати лет начала
работать. Была чем угодно — и уборщицей, и прессовщицей на
макаронной фабрике, и воспитательницей в детсаду, и библиотекарем. Потом — с двадцати лет — стала журналисткой, и эта работа стала моей основной специальностью.
Профессий очень много, каждая из них по#своему интересна.
К чему у тебя особая тяга? К книгам? К медицине? (Нет, не думаю!)
Если любишь ребятишек — будь педагогом (я на старости лет
думаю взяться за педагогику…).
… Хорошие письма мне шлет Ваня из Свердловска. Он как раз
хочет идти в трудрезервы, кажется, по железнодорожной специальности.
Вот это стойкий парнишка — просто прелесть! В шестнадцать
лет без отца помогает матери вырастить пятерых братишек и сестренок, работает и учится заочно… Очень мужественный хлопчик.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
7.01.41
Ляленька!
Тебе грустно, тебе хмуро? И мне тоже. Ну#ка, дай сюда твои
пальчики, я их спрячу в свои ладони, хотя они у меня тоже холодные…
Две холодные руки вместе все же будет теплее. Давай сядем
рядышком и помолчим. Авось легче станет.
Ну вот, а теперь потолкуем, что и как. Пришлось бросить школу. Скверно. Но что делать? Надо перетерпеть. Пришлось поступить на курсы Союзторгучета. Придется быть счетоводом, потом
бухгалтером. Скучноватая работенка, что и говорить. И все-таки —
«из каждого свинства можно вырезать кусок ветчины». В каждой
работе можно найти хорошие моменты. Изучай людей, типы.
… Ты спрашиваешь, что сие значит — «пессимизм». Это мрачный взгляд на жизнь, неверие в радость жизни. Оптимизм, наоборот, — бодрость, вера в лучшее будущее.
… Молодость всегда оптимистична. Это только я с детства (или
с пятнадцати лет) была фантазеркой, и не довольствовалась обыденной жизнью, и все хотела каких#то крылатых людей изобрести.
… Ванюша прислал мне письмо из ФЗО. У него большая радость — его приняли в ряды ВЛКСМ. Но загрузили его зверски:
и редактор, и староста, и все что хочешь. Твое письмо он получил
и готовится ответить. Но его смутил твой вопрос насчет любимых
композиторов… ему стыдно сознаться, что он почти никого из них
не знает (ох, я его тайну выдала, но это ничего…). Наверняка он
тебе ответит. Между прочим, к нему письма идут из Москвы шестъ
семъ дней, а к Исайке — восемь=девять, так что не жди так быстро
ответов. Им же, парням#то, надо с мыслями собраться, они не
могут так — раз#два, тяп#ляп — и готово письмо. Им хочется умно
написать, интересно, чтобы не осрамиться перед далекой киевлянкой…
ПИСЬМО ПЯТОЕ
11.01.41
… Но есть просто очень плохие места, Лялинька2 . Просто фальшивые. Начало надо дать сдержанней, тоньше, не так обнаженно.
Не надо так много слез. Знаешь, у мальчишек ведь иначе, чем у
нас. Им может быть до вздыхания трудно, но они не плачут.
Вот я тебе расскажу один случай из моей жизни, который мне
до сих пор непонятен. Слушай.
Я переписывалась с одним юношей очень долго и интересно…
Однажды он прислал мне обычное милое письмо с шуточками,
описывал своих друзей, свои любимые книги и вдруг — сбоку на
полях — мелко#мелко приписал: «Леоча (он звал меня так), Леоча,
можно мне на расстоянии тебя поцеловать — мысленно, на расстоянии, можно?..»
… Через два месяца я поехала в командировку и… заехала к
нему. Дала телеграмму. Он встретил меня в одиннадцать часов
вечера под дождем, на вокзале. Я ужасно стеснялась, с моей шапочки текла вода. Он тоже был весь мокрый, но улыбался мне
своей всегдашней всемирной улыбкой, за которой ничего не поймешь.
---------------------------------------
1 Речь идет о рассказе Ляли.
---------------------------------------
… Вечером он встретил меня возле кино, мы вошли в зал. Шла
картина «Заключенные» — интересная, но я не смотрела на экран,
а на его профиль — такой милый…
У него были какие#то конфеты в руке, он протянул их мне.
Я взяла конфету, положила в рот, потом положила свою руку ему в
ладонь. «Погрей», — сказала я шутливо. Он ничего не ответил, но
рука у него сразу стала как деревянная. До этого она была теплая,
а тут вдруг похолодела. Я отняла руку, и мне стало нехорошо и
стыдно.
Мы вышли молча. Я не решалась смотреть на него. Проходя
под фонарем, я почувствовала, что он смотрит на меня. Я оглянулась и обмерла — это было совсем не его лицо, чужое и страшное.
Вместо милой солнечной улыбки — какая-то презрительная
кривая гримаса. Я торопливо попрощалась и ушла. На другой день
он пришел ко мне днем в гостиницу как ни в чем не бывало — опять
веселый и светлый, как всегда…
Ночью мне надо было уезжать…
Я собирала вещи, он помогал. Сели за стол, стали разбирать
бумаги. Я показывала ему новые стихи, он мне — свою повесть.
Потом он вдруг встал, походил по комнате и сказал странным
детски жалобным голосом: «Ты уезжаешь? Ну как я без тебя теперь буду?..»
Я ответила, стараясь быть спокойной: «Очень просто. Как раньше, так и теперь будешь».
Он стоял посреди комнаты и смотрел на меня непонятно пристально. Губы сжал. Такой какой-то мучительный. Я протянула ему
руку, он рванулся ко мне, но я спрятала голову у него на груди. Я не
могла его поцеловать в губы, сама не знаю почему, хотя я мечтала
об этом. Он целовал мою шею, волосы, но как-то застенчиво и
неумело, потом вдруг вырвался и побежал к стенке и — ударился
об нее затылком изо всех сил! Я ужасно испугалась, кинулась к
нему, думала, он с ума сошел. Но он вдруг расхохотался, как ребенок, и произнес: «Она деревянная…» Я еще больше испугалась, о
чем он говорит… (Потом уже на вокзале сказал мне, что удивился,
что стенка не каменная, а деревянная.)
Ну, было уже поздно, надо было идти к поезду. Я успокоила его
шутками и стаканом воды.
Мы смирно пошли на вокзал и больше ни о чем рискованном не
говорили. После этого он мне полгода ни о чем не писал. Теперь
мы опять переписываемся, но о произошедшем — ни звука. Вот и
поди-ка разбери — что это было? Все-таки это не любовь, я уверена, а так — какой-то порыв. И все. Но я об этом человеке до сих
пор думаю с какой-то болью и нежностью.
… Лелик, я пишу тебе, как моему юному другу, пожалуй, чересчур открыто, но я верю, что вреда в этом нет.
Целую тебя, сестричка.
Твоя Лена.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
8 октября 41 г.
Ляль-Лель!
Привет и добрые пожелания. Держись молодцом, сестренка!
Подтяни вожжи! Брось хныкать! Надо стиснув зубы держаться бодрой до последней минуты.
Где же был Ванюшка? Где он сейчас? Он мне перестал писать — такая чушка.
… Мне тоже мучительно жаль Киева. Но слезами горю не поможешь. Надо держаться и верить, что мы отомстим за наши чудесные города, за наших чудесных людей… Эх, дали бы мне оружие!
Как бы мне хотелось быть на фронте! Но я не на фронте, а на
заводе. Это немного похоже. Грохот железа, дым и газ. Но, конечно, опасности нет. (Впрочем, мне разбили ногу железом, и я лежала шесть дней.)
Стихи я не брос
Письмо авторам
|
