27 декабря
2015
Мы историю
страны
внукам
рассказать
с тобой
должны,
ну-ка!
Эхо каждой
из статей
слышишь?
Знал ли ты,
что для детей
пишешь,
и для их детей
детей -
в Вечность,
утверждая
без затей
человечность.
Вот тебе
и семинар,
стажировка -
разыскать
героев всех.
снова, ловко
расспросить
о том-
о сём,
как живётся,
и утешить,
коль уже
не поётся.
Пусть героя твоего
порасспросят,
он-то знает ли,
где черти
тебя
носят,
кем ты
стал,
каким?
Другим?
Исписался?
Ну так встань
и отряхнись -
ишь, заспался!
Я перчатку
в общий круг
брошу первым -
в январе начну
искать,
пусть сквозь
нервы,
вот Никитиных семья,
не все знают,
уж столетний юбилей
отмечает
основателя своего
и патриарха,
так что им
я напишу
как подарком
главку в длинную свою
ЭнциКПлопедию,
что к 100-летию
"КП" сделать следует.
Если кто помочь захочет -
буду рад.
Время есть
устроить
этакий парад...
2017
Утром двое - я и дворник, приступаем к окаянству ежедневного броженья (я по клаве - он с метлой), в Скандинавии в 6.30 открываются конторы, небесполезная привычка, я привёз её домой. Первым делом расставляю на день все приоритеты. Девятнадцать приглашений, но я не Карлсон, не летуч, счастье - когда рвут на части, создаётся ощущенье - пусть и даже иллюзорное, что, как в юности, могуч. Отбираю то, что ближе - и пО сердцу, и по погОде, а то синоптики пророчат тут опять какой-то шторм, значит, надо взять галоши, зонтик. Есть и "плащ рыбацкий", ежели меня не смоет, подарю его потом как бы типа дед-морозный вклад для тех, кто рыбу ловит и сидит себе часами, медитируя на льду, тоже, между прочим, счастье - вот когда совсем устану, тоже так, в Хилтуненополе тропиночку найду - там озёр та-а-кое море (лебединых тоже много), но меня другое греет -
если выйду на гряду и усядусь пятой точкой (что по-фински
тоже "жопа"), между двух я океанов равновесие найду. Да вот, так и получилось: дуну вправо - Атлантический мне с запада мигнёт, ну а если плюнуть влево (только чтоб не против ветра, и не надейтесь, я хоть старый, но не совсем уж идиот!), то есть, чтоб слюна летела да по ветру, то снижаясь, то взлетая - но чтоб строго бы по траверсу и прямо на восток - попадёт плевок однажды туда, где рек, что в Ледовитый воды тащат между сопок, обнаружится исток. Так что, у меня - бассейны двух великих океанов, ах вы сени мои сени (по заморски "вестибюль), коль устал от потрясений, не ищи покой на Сене, а айда ко мне сено или в озеро буль-буль.
Кто скромен
по жизни
и имя своё
не желает
в названии
улицы
увековечить.
тому я советую
так поступить -
обрести
дом-музей,
можно
в складчину,
лучше
в российских
хилтуненопольских
очень дешёвых
пределах,
откуда таксисты
за час с ветерком
вас доставят
на Hiltusentie
(граница, Шенген,
но с визой проблем
не заметно - пять дней,
про отказы не слышал),
с двухлет-мультивизой
три месяца
каждые можно полгода
здесь жить
и творить,
фестивалить
и править
сердца и мозги
подрастающей
смене своей
журналистской -
имеется право:
дано "Комсомолкой"
тех неувядающих лет...
Тушим свет.
Крики "Браво!".
Антракт ведь
когда-нибудь
кончится,
в этом сомнения
нет.
Желтихна и чернуха
иссякнут.
И снова
под парусом алым
внезапно
возникнет
корвет...
Листаю список
членов Клуба
журналистов
всех поколений
"Комсомольской
правды".
Первая сотня,
вторая,
третья.
Ну, в общем,
на 300
спартанцев
наберётся.
Я, конечно,
отнюдь
не царь Леонид,
Леониды у нас
Загальский
и Репин,
но зато у меня
в Хилтуненополе
есть достаточно
места для того,
чтобы назвать
улицы,
просёлки,
тропы,
стёжки-дорожки
именами
любимых
друзей,
а также
и их героев.
Так уж получилось,
что первой будет
уже имеющаяся
в наличии
улица Хилтунена
(Hiltusentie) -
стараниями моих
предков она
очень даже
ничего себе.
32 километра длиной,
населена
северными оленями,
спокойными людьми,
нахальными белками
и не только белоснежными,
но и черноснежными
лебедями-неразлучниками,
коих я однажды
насчитал 124 пары.
Но снег тут
не бывает
чёрным.
А красота такая,
что пером её
не описать,
а потому
советую захватить
планшет для селфи.
Селфинляндия....
В зале Мраморном
ЦДЖ
состоялся фуршет
после встречи
стариков,
что когда-то росли
на Шестом Этаже,
были пламенны их
с ностальгической
ноткою речи.
А я тоже старик,
и, возможно,
единственный
среди коллег
моих милых
де-юре
прапрапрадед,
дожевав канапе,
вновь я уе-
динился средь
книг,
любопытство своё
неуёмное
буквами их
утоляя.
Оказалось, что
скоро уже
минет век
с той поры,
когда нашу братву
журналистскую
в тех же стенах
угощая,
Дом печати
сумел расщедриться
для каждой персоны
на чёрный сухарь
и стакан очень жидкого
и совершенно
без сахара
чая.
Говорят, были там
Маяковский,
и Брюсов,
и Блок,
и Есенин,
и Керженцев
с Ивневым,
этих имён
не забыть -
школьный курс
и журфак
нам гарантией
этому будут,
и подумалось
мне в той
торжественной
предновогодней
немного
таинственной
тишине,
что а вдруг и меня,
и друзей моих
славных
потомки
авось
не забудут?
Мы ведь в жизни
не только
жевали
и пили вино,
мы в свинцовой
пыли типографии
старой
ваяли
Газету,
ту, которая
лучше всех,
как теперь
понимаю,
была
на просторах
не только
советской
земли,
но и целой
Земли,
это я говорю,
истоптавший
ногами
практически
всю эту,
в общем-то,
как говорят,
голубую
планету.
И сказал
я себе,
старый,
финский
упёртый
дурак,
что пока
из меня
весь песок
не рассыплется
наземь,
буду я,
ну, уж не более,
но и не менее,
чем мне
по силам
придётся,
пусть бы даже
последним
хранителем
духа того
Этажа -
впрочем,
это, конечно,
я сильно
загнул -
из когорты
ровесников
явно ещё
не один
сумасшедший
найдётся....
Мне когда-то
сказал
Голованов,
что пред
Богом -
не важно,
Он есть
или нету
Его -
человейнику
будет какими
двумя документами
с гордым лицом
отчитаться -
"Дон Кихотом"
Сервантеса
и "Комсомолкой"
тех пламенных лет...
Ничего,
что куда-то
всё сплыло
совместно
с читающей
самой страной
в одночасье.
Предположим, что это антракт...
----------------------------------------------------------------------
1920-й. После официальной части — как вспоминал тогдашний секретарь Правления, кандидат философских наук А. Февральский, — собравшиеся перешли из зрительного зала в уютную столовую, где была устроена роскошная (по тем, совершенно голодным временам) трапеза, состоявшая из чая без сахара, кусочка чёрного хлеба, селёдки и др. «Маяковский всё потчевал нас, сидевших за одним столом с ним, селёдкой, приговаривая: „Кушайте сельдя, замечательный сельдь!“ Сельдь была у Маяковского и в быту, и в стихах существом мужского рода…»
Письмо авторам
|
