Живая церковь
http://www.lregelson.narod.ru/knigi/tpg/index.html
Обстоятельное исследование про второго (первого?) павшего архангела и про то, как всё и почему потом запуталось. Кажется, пока в процессе работы - так что, глядишь, автору будет небесполезно.
Много серьёзных упрёков в адрес язычества, Мулдашева, Блаватской, йогов.
Надо бы внимательно выслушать - наряду с Арчером и Тенебоймом.
про ВВЕДЕНСКОГО и обновленчество (из библиотеки Кротова, фрагменты:
Анатолий Краснов-Левитин.
http://www.krotov.info/history/20/1930/levitin_25.htm
"Епископ Антонин Грановский. Здесь следует упомянуть прежде всего о его магистрской диссертации "Книга пророка Варуха".
(Репродукция. Санкт-Петербург. 1902 год), защищенной им на заседании Совета Киевской Духовной Академии 18-го декабря 1902 года. Эта книга является событием не только в русской, но и в мировой экзегетике.
Как известно, книга пророка Варуха дошла до нас в греческом переводе и поэтому не принадлежит к каноническим книгам Ветхого Завета. Попытки немецких экзегетов Френкеля и Пресснера воспроизвести еврейский оригинал, основываясь на анализе греческого текста, не дали никаких положительных результатов. Эту же задачу поставил перед собой Антонин. Не ограничиваясь, однако, греческим текстом, Антонин привлек тексты сирский-пешито, сиро-зигзапический, арабский, эфиопский, армянский и грузинский. Основываясь на этих текстах (по его мнению, более древних, чем греческий текст, и более близкий, чем он, к подлиннику), Антонин реставрирует древний еврейский пратекст, который помещен в конце его труда. (Стр. 396-404). Восстановленный таким образом через несколько тысячелетий оригинал произвел сенсацию не только в христианских, но и в еврейских кругах.
...В этих 13-ти пунктах отец Боярский высказывается за конфискацию фабрик, заводов и помещичьей земли в пользу общественной собственности.
Против какого бы то ни было богатства. Особенно колоритен пункт 8-ой. Он называется: "Богатство и бедность". Здесь доказывается, что истинный христианин не может быть богатым. Подтверждая это положение евангельскими текстами, отец Боярский остроумно замечает, что если какой-нибудь капиталист захочет руководствоваться христианскими нормами, он разорится ровно через два дня. Отец Боярский был широко известен под прозвищем "рабочий батюшка". Он служил в рабочем поселке в Кол-пине (рабочий поселок под Петроградом) и был очень популярен среди рабочих тогдашнего Ижор-ского завода. Его программа, в сущности, вполне совпадает с программой эсеровской партии или левых социал-демократов. Отличием программы отца Боярского от программ этих партий является только тринадцатый пункт, который озаглавлен: "Методы борьбы со злом". Сущность этого пункта может быть выражена одной фразой: "исключительно мирные методы". (Там же. Стр. 32).
http://www.krotov.info/history/20/1930/levitin_24.htm
Однако в 1925 году начинает выходить в Рязани под руководством архиепископа Михаила Попова новый журнал "Церковное обновление". "Церковное обновление" официально считалось органом Рязанского Епархиального Совета. Однако его значение выходит далеко за местные рамки.
...А.И.Введенский в это время увлекается произведениями французского философа Анри Бергсона. Его философию "Жизненного импульса и интуитивизма" он считает основой богословия XX века. И основываясь на этой философии, он пропагандирует ее в своих выступлениях на диспутах с Луначарским.
"Когда люди в кожаных куртках вошли в храм, чтобы изъять серебряные и золотые чаши, масса верующих бросилась на защиту ценностей, волна инцидентов прокатилась по всей стране. На столбцах газет появились громкие статьи против церковников, начались аресты священников, — вся церковь пришла в движение. Карьеристы и конъюнктурщики, как всегда, еще более накаляли атмосферу, стремясь во что бы то ни стало заработать на этом политический капитал. Особенно лез из кожи некий Михаил Горев, статьи которого, наполненные призывами к расправе с духовенством, не сходили тогда со столбцов центральной прессы. Читатели его статей, злобных и хлестких, вероятно, очень удивились бы, если б узнали, что всего четыре года назад антирелигиозный вития сам был священником. Мало того, священник Галкин, писавший после революции под псевдонимом Михаил Горев, был в свое время приближенным митрополита Питирима и завсегдатаем у "благочестивого старца" Распутина..." (Анатолий Левитин и Вадим Шавров. "Очерки по истории русской церковной смуты". Куснахт. 1978 год. том '.Стр. 58).
...Как прекрасно заметил один учитель христианский: *3а церковью Господней стали ухаживать не ради ее красоты, а ради ее приданого". Церковь стала такой огромной силой, что из политических соображений стало в высокой степени важным для византийских императоров видеть в церкви не некоторую, хотя бы и священную оппозицию, но свою сначала союзницу, а потом... пленницу; оковало государство церковь, и на белоснежные одежды невесты Господней — смотрите внимательно! — накладываются кандалы и цепи. К церкви Господней подходят все эти византийские, лонгобардские, франкские монархи, они приносят добычу - золото и серебро - и те драгоценности, что в неправедных боях добывали силой воинской, они приносят ей, как дар, они золотят ее купола, они драгоценностями расцвечивают ее стены, они дают ей бесконечное количество земель и рабов, но... посмотри, разве ты не видишь, когда какой-либо льстивый император целует благоговейным поцелуем руку невесты Господней, он в то же время накладывает на нее кандалы и цепи, пусть золотые... Церковь попадает в плен к государству. Церковь держится скованнои,"в клетке. Да. Это клетка громадная, она такая большая, что может показаться, что ее нет... Да, кандалы, оковы и цепи, они не железные, не стальные, чтобы сразу было видно это безобразие. Они, может быть, подобны тонкой паутинке золотой ниточки, но она металлическая и держит крепко.
И попала птица Господня в руки человеческие, и не могла она больше взлететь орлиными крыльями своими, не могла парить она больше над миром и возвещать Миру правду". (Прот. А.Введенский. "Церковь и революция". Петроград. 1923 год. Стр. 4-5).
...
В начале доклада, где оратор огненными словами обличает неправду жизни, - это гениальные страницы. Вторая часть его речи, где он топчет поверженного и требует лишения сана заключенного патриарха — производит отвратительное впечатление. И здесь приходится вспомнить слова одного из официальных документов, исходящего от советского правительства:
"Есть только одно лицо более презренное, чем палач — это слуга палача". Эти слова принадлежат Сталину и содержатся в одной из нот на имя югославского правительства, отправленной в 1950 году Сталиным. Не очень уважал обер-палач своих подручных — "слуг палача". Поэтому победу Введенского на Соборе можно назвать "пирровой" победой.
"Церковь патриарха Тихона" была издана тиражом в пять тысяч, а исторический труд Введенского "Церковь и государство" тиражом в восемь тысяч экземпляров.
"Ниже напечатанные страницы расскажут это (т.е. о церковном расколе. — Анат. Л.-К.), читателю. Но я боюсь, что читая эти страницы, многие (а, может быть, очень многие) не найдут в церкви патриарха Тихона ничего такого, что испугало бы их, морально убило бы. Наоборот, для многих фигура патриарха Тихона вырастает в грандиозные формы. Их, может быть, окончательно пленит эта фигура. Я хочу быть откровенным, хочу указать на неожиданный как будто бы результат работы. Я противопоставляю церковь патриарха Тихона церкви Христа Спасителя. И все-таки Тихон герой? Да, если хотите! И даже довольно большой.
Но для тех, кому нет дела до Христа и Его подлинной церкви" (Протоиерей А.И.Введенский. "Церковь патриарха Тихона". Москва. 1923 г. Стр.7)
На протяжении книги автор доказывает, что Собор 1917-1918 годов и избрание на Соборе Тихона патриархом было реакцией государственной церкви, пропитанной монархическим настроением на русскую революцию. Февральскую и Октябрьскую. Значительная часть книги (Стр. 32-77) представляет собой отрывки из стенограммы Собора 1917-1918 годов и представляют большой интерес для церковного историка, поскольку никогда и нигде до этого не публиковались.
Основная мысль книги — Русская Церковь всегда была глубоко монархической церковью. Образ православного государя в какой-то мере заслонял в ней образ Христа. Поэтому церковный переворот 1922 года является закономерной христанской...
Родина ДЛЯ ХРИСТИАНИНА ЕСТЬ ПУСТЯКИ, НИЧТО, ИБО ОН ГРАЖДАНИН ВСЕЛЕННОЙ. НАЦИЯ ДЛЯ ХРИСТИАНИНА ЕСТЬ НИЧТО (курсив мой. Анатолий Л.-К.), ИБО ОН ЕСТЬ ЧАСТЬ НЕ НАЦИИ, А ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Поэтому национальные и государственные задачи для христианина, как таковые, не существуют. Более того, — это задачи для него чужие, политические. Между тем, устами Трубецкого (о, как это потом будет часто повторяться!) заговорила иная церковность, квази-церковность, церковность политическая, церковность государственная". (Там же. Ст. 40.)
Через 40 лет после написания книги "Церковь и государство", в 1963 году, митрополит Никодим Ротов мне будет говорить о том, что он собирается писать магистрскую диссертацию о Соборе Русской Церкви 1917-1918 годов и сообщил мне, что он использует при этом протоколы Собора, которых у него вот столько: он показал рукой на два метра от пола, — с тех пор прошло уже четверть века, митрополит Никодим написал магистрскую диссертацию на совсем другую тему (о Папе Иоанне XXIII), и его уже тоже более 10 лет нет в живых, а книга Введенского так и остается единственным источником наших знаний о Соборе.
Главным творческим подвигом А.И. Введен-вкого в 20-ые годы были выступления на антирелигиозных диспутах. Эти диспуты были чем-то стихий-Ным Помимо официальной апробации, они буквально затопили Россию. От Москвы и Ленинграда, от Сибири до Кавказа, от Украины до Средней Азии, •- они проходили всюду и везде.
А.И.Введенский был главным оппонентом везде, - начиная со столиц, где он был главным оппонентом А.В.Луначарского и кончая провинциальными городами, где его оппонентами были профессо-ра-диаматчики и старые коммунисты, — Введенский обычно выступал как главный оппонент. Конечно, наряду с Введенским выступали и другие деятели: епископ Антонин Грановский, Боярский, Красниц-кий, епископ Иларион Троицкий, — но главным лицом на диспутах всегда был Введенский. Эти диспуты оставили память в народе. Даже самые ярые враги Введенского признавали его силу и его заслуги:
"Люди, которые приходили на диспут с желанием посмотреть, как будут "сажать в лужу" попа, уходили с диспута другими", — говорил протоиерей отец Константин Ружицкий, ректор Московской Духовной Академии, пишущему эти строки в 1962 году.
Эти диспуты были запечатлены и в художественной литературе. В частности, образ Введенского запечатлел известный советский писатель Н.К.Чуковский в своем романе "Юность".
Обстановку на диспутах также очень колоритно описывает тогдашняя популярная пистельница Ольга Форш.
"Темно в окнах. Взволнованы, — читаем мы в ее рассказе "Живцы", - необычны солдатские лица, бороды староверов рядом с матросами и буде-новскими шапками. Полна зала вздохов, волнений. То тут, то там возгласы... На эстраде либеральный "рабочий батюшка" (конечно, Боярский). Кричит одна: "Перекрестись, батюшка, священнику речь крестом начинать". Вскинув назад волосы, чуть улыбнувшись, перекрестился рабочий батюшка... Говорит главный (Введенский) в черном подряснике, в белых башмаках. Крест кокетливо на белой цепочке, чуть-чуть, как брелок. Революционно, нет, митингово говорит об изъятии ценностей, о черносотенной пропаганде, о Соборе в Карловцах, где духовенству предложена была тактика белых генералов: восстановить дом Романовых. От быстроты то воздетых, то опущенных рук струятся складки подрясника, широкий рукав общелкивает запястье, голос пронизительно бьет по слуху. В конце речи он побеждает, большинство вовлекается в истерический вихрь его... Протоиерей кончил речь. Вдруг, побледневший, он воскликнул: "какая гибель, какая пустота в душе без Христа!" Как-то покачнулся, минуту казалось, упадет и забьется. Нет, дошел. Сел и вдруг жалко улыбнулся. Улыбка, беспомощная и замученная, на миг сделала его похожим на одного из апостолов Врубеля". (О.Форш. "Летошний снег". Сборник рассказов. Москва-Ленинград. 1925 год. Рассказ "Живцы". Стр. 113).
Очень талантливая зарисовка митрополита Александра Введенского содержится так же в книге Варлама Шаламова "Воскрешение лиственницы". (Имка-Пресс. Париж. 1985 год).
Сын вологодского священника-обновленца, Варлам Шаламов встречался в юности с обновленческим митрополитом Александром много раз: видел его он и в Вологде, и в Москве, наблюдал его и во время службы (он правильно отмечает экстатический и мистический характер его служения) и в быту. Он был у него на диспуте, ему приходилось слышать самых выдающихся ораторов своего времени: и Троцкого, и Бухарина, и Луначарского, — и он правильно указывает, что Введенский среди них должен быть признан самым выдающимся.
К сожалению, у нас мало осталось стенограмм речей А.И.Введенского на диспутах. Но даже и то, что дошло до нас, свидетельствует о мощи его таланта. Такова книга "Диспут с Луначарским на тему: "Иисус или Христос" - по поводу книги Анри Барбюса" (Москва. 1924 год).
Изданная большим тиражом книга "Религия и коммунизм, — стенограммы двух диспутов с Луначарским митрополита Введенского" (Ленинград. 1927 год).
Из этого диспута мы, между прочим, узнаем о том, что цензура разрешила к выходу большой труд — "Апологетика". В последний момент этот труд был задержан изданием. Он хранился в рукописи у преподавателя обновленческой Духовной Академии профессора В.З. Белоликова и был забран у него в момент ареста в 1934 году и исчез в недрах НКВД.
В журналах "Церковное обновление" и "Вестник Священного Синода" можно прочитать лишь отдельные философские лекции митрополита Александра — ректора обновленческой Академии
...
"Священник был очень худ, высок, слегка сутул, — читаем мы в этом романе, — наружность его показалась даже довольно странной, и, как он внимательно к нему приглядывался, — красивое, молодое, нерусское лицо. Армянин что ли или грек? Острая подстриженная бородка чрезвычайной черноты. Горбатый, пригнутый нос, очень тонкие смуглые щеки, большие зеленые глаза с необыкновенным блеском... черные вьющиеся волосы из-под серой шляпы.
"Наша цель — конкордат, — сказал священник, — и на конкордат они пойдут". (Н.Чуковский. "Юность". Ленинград. 1930 год. Стр. 128-129).
митрополит Александр Введенский — ученик Анри Бергсона. Он стоит на точке зрения мистического биологизма. Для него все в мире есть пересечение токов, импульсов. Жизненный импульс лежит в основе мира. В то же время митрополит Александр принадлежит к неопифагорийцам. Для него число — высшая реальность в основе Вселенной. Жизненные импульсы как бы получают приказ из центра, как клеточки в человеческом теле. Бог есть, таким образом, одновременно и Божественное число (Троица) и Центр, из которого исходят импульсы. Христос есть явление Высшего Импульса. В Нем Истина, Жизнь и Красота. Эти мысли митрополита Александра развиваются во всех его речах и выступлениях.
Но в 1929 году задергивается черная завеса над его творчеством. Ни одного своего произведения он издать уже не мог. После смерти митрополита Александра, последовавшей 25-го июля 1946 года в Москве, остался у его вдовы большой философский труд "Динамизм бытия". Как мне стало известно из беседы с архиепископом Сергием Лариным, которую я имел с ним в Ярославле 25-го марта 1966 года, он купил у Анны Павловны Завьяловой, вдовы покойного, этот труд, которым он хотел воспользоваться в своей магистерской диссертации...
Епископ Антонин Грановский, скончавшийся 14-го января 1927 года, к концу жизни, как известно, остался в одиночестве. Он в одинаковой мере разошелся и с официальной православной церквью, возглавляемой патриархом Тихоном, и с обновленческой иерархией. Он возглавлял Союз Церковного Возрождения, который находился в московском Заиконно-Спасском монастыре, и имел в своей юрисдикции еще несколько приходов в провинции. После епископа Антонина оставалось два его труда: "Труды Первого Всероссийского Съезда или Собора Союза Церковного Возрождения" (Торопец. 1925 год) "Божественная литургия, рецензированная по чинам древних литургий митрополитом Антонином" (Москва. 1923 год) Тираж 5 тысяч экземпляров. Перепечатана в книге Анатолия Левитина и Вадима Шаврова "Очерки по истории русской церковной смуты". Кунстнахт. 1972 год. Том 3. стр. 309-334.
Идеи Антонина живут и воскреснут в масштабах Вселенской Церкви. Достаточно сказать, что реформы Пап Иоанна XXIII и Павла VI во всех отношениях перекликаются с реформами Антонина. Тут и литургия современной католической церкви, которая буквально повторяет антониновскую. Тут и демократизация духовенства, — в то же время без обновленческой вульгаризации — двоебрачия, женатости епископов, отвержение монашества. И в дальнейшем путь Вселенской Церкви — путь Антонина.
...Лев Регельсон. "Трагедия Русской Церкви. "Им-ка-Пресс. Париж. 1975 год. Книга тенденциозная. Автор рассматривает события 20-ых и 30-ых годов с позиции катакомбной церкви. Все деятелей Русской православной Церкви 20-ых и 30-ых годов он огулом рассматривает как приспособленцев. Причем его очень мало беспокоит то, что если бы православная церковь пошла бы по пути катакомбников, церковь в России была бы физически уничтожена. И Церкви в СССР не существовало бы. Были бы лишь разрозненные группы невежественных и крайне реакционных людей. В свое время пишущий эти строки задал автору риторический вопрос: "Интересно, где бы вы сами крестились в 1963 году, если б не было официальной церкви, - у катакомбников, которые, завидев молодого еврея, побежали бы от него, заподозрив в нем провокатора так, что только пятки бы засверкали"?
Говорят о том, что будто бы Сталин в 1943 году под давлением Рузвельта, если б не было митрополита Сергия, мог бы обратиться к катакомбникам. Ничего более нелепого нельзя себе и представить. Сталин вовсе не был в таком положении в 1943 году, чтобы Рузвельт мог бы ему что-то диктовать. На легализацию открытой антисоветской организации он никогда не согласился бы.
Его имя я слышал с самого раннего детства. Это был расцвет его славы. О нем слагались легенды. Его имя знала вся Россия. О нем говорили с уважением и недоумением. И даже фанатично настроенные тихоновцы все же восхищались его выступлениями на диспутах. Его появлению в Ленинграде всегда предшествовали плакаты на заборах, на которых аршинными буквами извещалось о диспутах с участием митрополита Александра Введенского; затем в Филармонии, у кассы, выстраивались длиннейшие очереди за билетами. В декабре 1927 года я простоял в такой очереди 5 часов на морозе.
Трудность в изображении столь сложной личности, как Александр Иванович Введенский, состоит в том, чтоб, рассказав о его слабостях и пороках, объяснить истоки его чудесного, ни с чем не сравнимого проповеднического дара.
Но вот на трибуне снова Луначарский. Начал речь признанием: "Я не собираюсь конкурировать с высококвалифицированным религиозным гипнотизером" (крики: "Еще бы!"). Речь в юмористическом тоне, через который, однако, прорывается раздражение. Ссылка на Ленина. Аплодисменты, но холодные, официальные. Конец.
Верующие взволнованны. Выхожу на улицу. Помню обрывки реплик: "...но ведь женатый!" "Ну и пусть! Я ему еще десять приведу! Пусть только проповедует!"
Он говорил о гармонии, которая разлита в мире; он сравнивал религию с музыкой, которую отрицать невозможно, потому что ее невозможно понять разумом. Он говорил о любви отца к ребенку (и голос его стал нежным, ласкающим): докажите отцу, что эта любовь не существует. А потом он стал говорить о религиозном чувстве, о слиянии с универсумом, об ощущении, которое врождено, которое пробивает себе дорогу, несмотря на все препятствия. Рассказал о двух девочках из приюта, которые молились по ночам и чувствовали сладость беспримерную, хотя учительница им и говорила, что Бога нет.
Конец: взволнованная речь о религии как синтезе науки, искусства, жажды справедливости. Вооодушевление овладело оратором, он ничего не слышал и не видел. Оно передалось в зал. Половина публики по г скакала с мест. Луначарский на эстраде, видимо, тоже нервничал, менял места. После окончания — минута тишины. Потом взрыв аплодисментов.
Введенский не укладывается ни в какие рамки, ни в какие правила школьной гомилетики. Амплитуда его как оратора поистине беспредельна. Иногда он — лектор. Однажды против него выступало 11 специалистов (это был диспут на тему "Наука и религия") Он оперировал точными данными из высшей математики, биологии, физики. Оперировал теорией относительности, астрономическими терминами. Его оппоненты возражали ему, заикаясь от волнения, выглядели школьниками. Другой раз перед вами будет трибун, Савонарола, который обличал, громил, а потом голос вдруг смягчился, и он, как бы всматриваясь в даль, говорил о весне, приходящей в мир, об обновлении мира тихостью Святого Духа.
Во всяком случае могу сказать одно: Введенский для меня убил всех проповедников. Все, что я слышал после него, за всю мою долгую жизнь в церкви, казалось мне бледным и жалким, кроме, пожалуй, некоторых проповедей Платонова, который в лучшие свои минуты приближался к Введенскому.
Кто такой Введенский? Гениальный проповедник? Да! Хороший человек? Вряд ли. Плохой человек? Вряд ли. Прежде всего это человек порыва. Человек необузданных страстей. Поэт и музыкант. С одной стороны — честолюбие, упоение успехом. Любил деньги. Но никогда их не берег. Раздавал направо и налево, так что корыстным человеком назвать его нельзя было. Любил женщин. Это главная-его страсть. Но без тени пошлости!
Он увлекался страстно, до безумия, до потери рассудка.
И в то же время в душе у него было много красивых, тонких ощущений: любил музыку (ежедневно по 4, по 5 часов просиживал за роялем. Шопен, Лист, Скрябин — его любимцы), любил природу. И, конечно, был искренно религиозным человеком.
Особенно радостно он переживал Евхаристию: она была для него Пасхой, праздником, прорывом в вечность. Мучительно сознавал свою греховность, каялся публично, называл себя окаянным, грешником. Обращаясь к народу, говорил: "Вместе грешим перед Христом, будем вместе и плакать перед ним!"
А потом наступал какой-то спад; и сразу проступали мелкие, пошленькие черточки в его характере: любовь к сплетням, детское тщеславие и, что хуже всего, трусость.
Трусость в соединении с тщеславием и сделали его приспособленцем, рабом советской власти, которую он ненавидел, но которой все-таки служил...
...Выступил архиепископ Александр Введенский с докладом "О борьбе с атеизмом". Стенограмма этого доклада — одного из самых сильных произведений русской апологетики, к сожалению, не уцелела, как и многие другие произведения (ненапечатанные) Александра Ивановича — стенограмма исчезла в недрах МГБ в 1937 году во времена Ежова, при аресте В.З. Белоликова, который был хранителем и редактором произведений А.И.Введенского.
Пифагорейство, с его знаменитым тезисом "в основе мира лежит число" — оживало и наполнялось у А.И.Введенского новым содержанием. Высшая математика, по Введенскому, это промежуточное звено между творческим импульсом, который познается лишь интуитивно, и его реалистическим содержанием, каким является эмпирическая наука.
Богословие, как математика и музыка, является пограничной областью между абсолютной статикой и динамикой бытия, и дальше начинается сама высшая динамика бытия, которая открывается человеку в религии.
Человеческое сознание бессильно проникнуть в эту сферу — туда ведет лишь религиозная интуиция. Бессмысленно отрицать религию, — говорил А.И. Введенский, — так же, как бессмысленно отрицать музыку. Можно опровергать логическое определение, - нельзя опровергать интуицию — она является высшей несомненной реальностью.
В истории церковь, в подавляющем большинстве, - была не только в союзе, но и преступной связи с государством.
Так в нехристианских религиях так, и в христианстве. Законы Ману установили в Индии существование каст, ряд христианских писателей за границей и у нас обосновали монархизм. Боссюэ называл королей — "богами". Ришелье требовал держать народ в невежестве, дабы не трогались устои монархизма.
Итак, Церковь, заслугой обновленчества, сделалась внеполитической, или, точнее, надполитической... Церковь не солидаризируется ни с одной политической партией, Церковь не превращает себя ни в какую партию. Или, если уж угодно говорить о "партийности" Церкви, то "Церковь" - партия Христа. Все государственное — временное и относительное. Церковь же носительница вечного и безусловного. Все текуче и изменчиво в государстве. Все неизменно, во внутреннем значении этого слова, в Церкви. Вечное — временное. Абсолютное - относительное. Безусловное - условное. Таковы антитезы Церкви и государства. Так ясно поэтому - почему не может быть Церкви в политике, почему Церковь и государство лежат, так сказать, в разных плоскостях, разноплоскостны.
Но это не значит, что Церковь тем самым делается силой индифферентной в смысле том же, политическом. Поскольку под политикой мы разумеем строительство реальной человеческой жизни, постольку Церковь не может быть индифферентной силой. Ибо — она есть дрожжи, согласно Евангелию, которые должны выквасить все тесто жизни.
С разных сторон несется энергичный протест против христианства, этой религии соглашательства с несвободой, неравенством, несправедливостью, обыденщиной, серостью повседневно безрадостного бытия...
Существует страшный конфликт между религиозным и революционным сознанием. Фридрих Энгельс заявляет: "Первое слово религии есть ложь". А отец коммунизма Маркс категорически утверждает: "Понятие Бога необходимо должно быть искоренено, ибо оно есть основной камень извращенной цивилизации". Любопытны также следующие строки из труда Баха "Религия и социализм": "Было бы бесполезно отрицать факт, что в настоящее время, высшее нравственное чувство оскорбляется христианским учением более, чем, в свое время, совесть первых христиан оскорблялась сатурналиями в культе Прозерпины".
Ницше в "Антихристе" пишет: "Новый Завет есть самая грязная книга, надо надевать перчатки, читая его, чтобы не запачкаться". Почему? — В недоумении спрашивает себя верующий. И ответ Э.Вандервельда: "Потому что Церковь заключила союз с золотом". А В. Либкнехт добавил: "Христианство есть религия частной собственности и знатных людей. Христианская Церковь оправдала все то, что Христос запретил. "Это — слова не только политических деятелей. Это, между прочим, объективное заключение ряда выдающихся исследователей христианской истории.
Естественно, что у тех, кто борется с социальным злом, создается глубоко отрицательное отношение и сказывается даже в суждениях о первичном христианстве, учение которого, например, Энгельс объявляет самым "обыкновенным вздором". А Бабель в "Христианстве и социализме" называет христианство "религией ненависти, преследования и угнетения, стоившей миру больше крови и слез, чем какая-либо иная". И вот Л.Аксельрод в "Философских очерках" требует замены христианства "здоровым и светлым языческим духом наслаждений, исчерпываемых земным бытьем".
Попытка Хеглунда примирить коммунизм и религию, если религиозники революционно настроены, как известно, встретила энергичный протест РКП. Об этом Е. Ярославский пишет: "Под статьей Хеглунда обеими руками подписались бы не только глава древне-апостольской церкви, протоиерей Введенский, но и вся древне-апостольская, обновленческая, живоцерковная братия". А нас, как известно, в РКП не примут, как религиозников — компартия отвергает всех церковников, как таковых...
Знаменитая формула Собора 1923 года: "Капитализм есть смертный грех" — положила массовый и коллективный, благодатный предел всем фальсификациям Христовой истины. Нет, не Бог установил разделение людей на богатых и бедных, как кощунственно осмеливается богохульствовать папа Лев XIII в знаменитой своей
майской энциклике 1891 г.: "Rerum novuram". Нет, социализм и коммунизм, зовущий к преодолению этого неравенства, не есть "самая ужасная тирания", как обозвал коммунизм Мартенсон.
Церковь — русская Святая Церковь неповинна в оправдании — страшнейшего зла современности. В этом — центральная заслуга обновленчества. В сущности, мы еще мало осознали этот кульминационный момент обновленческого подвига. Русская Церковь это сотворила. В этом ее признание. Русская Церковь нашла свое лицо. Оно не в том, чтобы поддерживать пьяно-глупую морду Романовых, не в том, чтобы сокрушать во имя религиозных моментов германский империализм, как это вещал в годы войны Сергей Дурылин
..Кодексы морали разных религий всегда не совпадали, да и прямо противоречили друг другу. Я полагаю, что формулой морали является отсутствие формул у нее... Во всяком случае такова христианская мораль. Если Ветхий Завет есть собрание священных параграфов и правил благоповедения, до виртуозности разработанных талмудом, если вы почитаете "Мозжечок нравственного богословия" католика Бузенбаума (выдержавший более 55 изданий) — вы тотчас же инстинктивно почувствуете, насколько христианство диаметрально противоположно всей этой морали скрупулезности. Текучесть морали есть основа христианской этики.
Учение о целокупности бытия, сформулированное А.И.Введенским, предвосхищает весь современный экзистенциализм, - учение всеми тогда забытого датского философа Кьеркегора, который теперь стал одним из самых модных философов, к родникам творчества которого приникает вся современная философская Европа - от Ясперса до Сартра, от персоналистов до Рассела.
Понимание целокупности бытия, которое схватывается интуицией и разумом, у А.И.Введенского шире и глубже, чем у его учителя Анри Бергсона. Из всех учеников великого французского философа А.И.Введенский, вероятно, один из самых талантливых и творческих. Однако он, как и почти все современные европейские философы, исходя из Бергсона, не имеет силы перешагнуть через него. И отсюда полное непонимание диалектики как принципиально нового метода познания мира.
А.И.Введенский считал диалектику разновидностью рационализма. Как неоднократно говорил А.И.Введенскому его нижайший ученик — пишущий эти строки — нет ничего более неправильного: диалектика - это и есть то новое мировосприятие, в котором синтезируется логика и мистическое восприятие... Поэтому Гегель должен считаться Колумбом нового мира, - и не его вина, если диалектика попала в руки индейцев, которые, совершенно не понимая, что с ней делать, превратили ее в блестящую погремушку.
В самом рассуждении А.И.Введенского об условности морали чувствуется влияние эпохи. "Реабилитация плоти", о которой говорили в 20-х годах многие идеологи половой распущенности. Рассуждения А.И.Введенского о морали в этом пункте подозрительно напоминают, например, рассуждения знаменитой A.M. Коллонтай, которая, примерно в это время, писала следующие строки:
"Для женщины прошлого величайшим горем являлась измена или потеря близкого человека; для современной героини — потеря самой себя, отказ от своего "я", в угоду любимому, ради сохранения любовного счастья. Новая женщина восстает уже не только против нынешних цепей, она протестует против самого "плена любовного", она боится тех оков, которые любовь, при нашей современной искалеченной психологии, налагает на любящих. Привыкшая растворяться — вся, без остатка — в волнах любви, женщина, даже новая, всегда трусливо встречает любовь, опасаясь, как бы сила чувства не разбудила в ней дремлющие атавистические наклонности "резонатора" мужчины, не заставила отречься от себя самой, отойти от "дела", отказаться от призвания, жизненной задачи. Это борьба уже не за право "любви", это протест против "морального плена" даже внешне свободного чувства. Это "бунт" женщин переходной эпохи, еще не научившихся совмещать внутреннюю свободу и независимость с всепоглощающей властью любви". (А.Коллонтай. "Новая мораль и рабочий класс". М. 1919 г., стр. 26).
Старый пастырь, пастырь тихоновского толка, воистину есть пастырь мертвецов, а не живых, как это утверждал и приснопамятный протоиерей Иван Федорович Егоров. Да, этих непогребенных трупов много толпится у церковных наших ворот, но они-то и превращают дворы живого Бога в трупарни, где кладбищенское растление отравляет атмосферу. Наши миряне, точнее миряне тихоновского толка, очень часто являются не творцами истории, ее активными деятелями, но либо не угнавшимися за победным бегом колесницы жизни, либо, того печальнее, инвалидами живой жизни, израненными, раздавленными этой чудесной колесницей. Отсюда-то такое частое, на первый взгляд непонятное, отвращение живых людей к Церкви: у кого здоровые легкие, тому нелегко дышать спертым воздухом. Не спорю, что старый пастырь, по своему внешнему облику часто напоминающий не столько священника Господа Бога, сколько орангутанга Всевышнего, с психологией, еще больше одичавшей, чем его наружность, для кладбищенских христиан есть нечто близкое и понятное: рыбак видит рыбака издалека.
Но Церковь Христова не есть кладбище. И горе нам, если пастыри наши превратятся в могильщиков, типа шекспировского Гамлета (увы! — у меня часто возникает именно такая ассоциация). Пастырь — господин и творец новой жизни. Поэтому культурность пастыря в буквальном и общепринятом смысле этого слова есть нечто само-собой разумеющееся и необходимое. Здесь дело касается и культурной внешности (я, лично, принципиально бреюсь и ношу во внебогослужебное время обычную человеческую одежду), но, главное, во внутренней общечеловеческой культурности. Необходимо возбудить в пастырях интерес - живой и действенный — к науке, к искусству, к проблемам общественности и даже (страшно сказать!) скажем себе — физкультуре. Мы ведь должны утвердиться в сознании, что весь мир есть обнаруживание Божественного принципа. Что, приобщаясь к миру, проявлению мирской жизни, мы приобщаемся Божеству в его творческом явлении...
Я — принципиальный противник монашества и сейчас допускаю его в Церкви лишь из соображений так называемой церковной экономии.
Но, почитая монашество за порождение буддийского язычества, а не евангельского христианства, я зову к строжайшей аскезе и пастырей, и мирян. У нас создалось убеждение: мне это можно, я не монах. Да нет! Что греховно, то недопустимо никому, а не тем, кто надел на себя черные клобуки и опутал свои руки четками, изобретением буддийской Индии. Самая беспощадная внутренняя борба с грехом, самый суровый в этом смысле аскетизм — не аскетизм формы, а аскетизм духа - должен быть уделом каждого христианина, полюбившего христову чистоту.
Итак, священник — это тот, кто в сердце имеет Бога и Богом приемлет мир, но не грех мира... Однако для того, чтобы принять в свое сердце Бога и жить в Боге, священник должен дисциплинировать свое сердце. Но пастырская дисциплина не есть дисциплина в тривиальном понятии этого слова...
Жизнь выработала отрицательный тип "ново-церковного" пастыря, хлыщеватого квази-интелли-гента, бонвивана второго сорта. Пастырское разгильдяйство - конечно — недопустимо.
Истинная пастырская дисциплина есть само-дисциплинирование пастыря, не путем сличения своих поступков с трафаретной планировкой пастры-ских "наказов", но, исключительно, соотношением внешнего своего поведения с внутренней преданностью и любовь ко Христу..."
Митр. Ал. Введенский. Москва 18 мая 1925 г.
("Церковное обновление", г. Рязань. 15.07. 1925 г. №11, стр. 86-87).
...Это была, по существу, глубоко оппортунистическая программа — приспособиться к жизни, ко времени, к популярным идеям. По мнению Александра Ивановича, таким путем духовенство могло овладеть молодым поколением и повести за собой. Нет ничего более ошибочного, чем эта мысль: никогда приспособленцы никого за собой не вели; как показывает опыт истории, ведут за собой сильные духом люди, которые смело идут против всех общепринятых обычаев и понятий...
Резкие выступления против монашества возбудили целую бурю в Синоде.В 1929 г. диспуты прекратили. Введенскому "посоветовали" из Москвы никуда не выезжать. В 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя, последним настоятелем которого был Введенский. Ему было еще разрешено проповедовать, но проповедь эта сосредотачивалась лишь в храме Петра и Павла на Басманной (в Москве)
"Церковники и сектанты пытаются отравить ядом религии наших детей. Дадим отпор враждебной работе церковников и сектантов" — этот лозунг, выдвинутый впервые в майские дни
Письмо авторам
|
