216.
30 ноября 2002 1972
Валерий Хилтунен: Перевод с простого на русский
Иногда без него не обойтись
...Бывают эпохи, когда лучше быть слепым, как Гомер, и глухим, как Бетховен, чтобы видеть и слышать лишь то, что достойно внимания. А всякую другую чепуху и в голову не брать. Только вот все равно волей-неволей приходится хоть иногда разговаривать с окружающими. Но о чем прикажете говорить с девушкой, чей мозг устроен примерно так же, "как у инфузории туфельки"? Впрочем, юноши тоже не лучше. С такими и посообщаться-то нельзя без опасности для собственного интеллектуального и душевного здоровья. Ну так что ж - заткнись, философия? Или - улыбнись, наклонись к тем, кто п о к а неразумен, приобщи, сообщись...
Игла в небо
Театр, как и положено театру, начинался с вешалки... а кончался - двумя молодыми амбалами, которые ждали Режиссера у служебного выхода с намерением набить ему морду. "Что, не понравился "Алхимик"?" - спросил Валерий Спесивцев. Не то чтобы так уж и удрученно или огорченно. Коэльо ведь и не обещал нравиться всем, в том числе и юным охранникам с ближайшего мясокомбината. Что уж тут поделать, если вашу музу угораздило угнездиться прямиком в центре "вермутского" треугольника, где справа - пивзавод, слева - хладокомбинат и вьетнамский рынок. Да еще Останкинская башня. Заведение не самое богоугодное. Некоторые даже сравнивают ее с иглой наркомана, покусившегося уже и на небо.
Но амбалы были позитивные, только не шибко образованные. Не знали, что за вход и выход отвечает отнюдь не режиссер, а старший билетер, который подчиняется главному администратору. Дело в том, что на премьеру "Алхимика" они пришли всем двором. Всех пустили, и лишь этим двум нанесли смертельное оскорбление, дав отворот поворот. Хотя они были вовсе не так уж чтобы и пьяные. Просто билетерша попалась пожилая. У нее были еще свои, старорежимные представления о том, кто достоин общения с музой, а кому это противопоказано. Я тоже был на том спектакле. Менято пустили. И даже затиснули на мягкое место, хотя это было непросто - народ разве что только на головах друг у друга не громоздился. Рядом со мной сидел сильно наодеколоненный юноша. Я спросил у него : "Вы, наверное, друг этого театра, ведь сегодня предварительный прогон для своих?" - "Нет, - смущенно ответил мой сосед, - я просто смотритель, я тут первый раз. Пацаны посоветовали..."
Боже, как же далеко мы зашли с тобой и с самими собой, что дети наши уже и не знают, как правильно называются по-русски театральные зрители. У театра много определений. Некоторые величают его местом, где толпа превращается в народ. Другие цветасто именуют академией развитых форм общения. Я одно понимаю: зачем-то придумали наши предки эту бесполезную, от жизни далекую бессмыслицу, раз не могли без нее.
Про чайку Баха
В свое время у режиссера состоялся весьма примечательный диалог с Г. Маркесом. Великий Гаврила Арсентьич, как его окрестил кто-то из россиян, снисходительно выслушивал комплименты в свой адрес и лишь однажды напрягся в рукопожатии. Это когда к нему подошел Спесивцев и сказал: "Здравствуйте, Маркес! Я хочу сказать вам, что вы - гений!" - "Я знаю, - ответил Маркес, - но важно отнюдь не это. Мне кажется, что гений - вы, потому что это вы умеете делать немыслимое. Вы учите этих сообщаться с теми, кто там, наверху..." Под "этими" Маркес имел в виду юных амбалов. Необязательно тех, кто рвался-рвался на "Алхимика", да так и не прорвался. На улице Руставели в помещении бывшего кинотеатра "Орел" аналогичные сцены происходят нередко. Кто на свидание с Шекспиром торопится, кто с Ричардом Бахом...
Про Баха стоит сказать особо. Много лет назад в "Алый парус" пришел взлохмаченный Спесивцев, тогда еще тоже достаточно молодой, но все-таки не настолько, чтобы с полуслова понимать желторотых юнцов. А эта желтая рота в лице очкастых интеллектуалов настойчиво требовала от режиссера поставить "Чайку по имени Джонатан Ливингстон", и тут спесивцевские мозги буксовали на всю катушку - он не понимал, о чем это все, зачем это им, современным московским студентам и школярам. И как это ставить? И кто это будет смотреть? "Что я, орнитолог, что ли?"
Я в тот год водил дружбу с некоторыми баховскими друзьями, которые вместе с ним когда-то скрипели мозгами в мастер-классе у заковыристого мыслителя Ауробиндо Гхоша. Каждый из них в меру сил пытался растолковать все нюансы интегральной веданты простому читателю, зрителю-смотрителю, но что-то путевое вышло лишь у Ричарда. Миллионы, а может, уже и десятки миллионов землян, которые ни разу не слышали про великого индуса с трудно выговариваемой фамилией Гхош, суть его учения всё же схватили. Веданта мудрена, конечно, но отнюдь не настолько, чтобы нельзя было понять несколько простых и краеугольных истин, в ней заключенных. О том, например, что Богу, в общем, наплевать на то, захотите ли вы застрять в раю или все-таки рванете обратно, туда, к обрыву, под уклон, чтобы еще когото уберечь над пропастью во лжи. Или во ржи, как заметил другой способный и тоже старательный ученик Ауробиндо по фамилии Сэлинджер.
Мне повезло в этой жизни - я все-таки встретил нескольких очень умных людей. Они учили меня класть под подушку только самые сложные книги - чтобы мозги непрерывно скрипели. Аннинский, Богат, Голованов, Ильенков, Лотман, Мигдал, Песков, Раушенбах, Соловейчик. Они числились по разным ведомствам, среди них встречались и публицисты, и сказочники, некоторые были академиками, а кого-то в свое время отчислили за неуспеваемость из восьмого класса сельской школы да так никуда больше и не принимали. Но все эти люди были гениями со-общения. Они четко понимали, как устроены мозг и сердце у меня и у тех других людей, которым нужно сообщить нечто важное, то, без чего им не жить.
Миф про Сизифа
Телеведущий Гордон с экрана недавно исповедовался в том, как он оказался в окончательном тупике. Случилась у него намедни очередная ночная передача про каких-то червячков, где его собеседники понесли такую околесицу, что он сам не понял практически ни слова. Сидел с загадочным видом, дымил табаком и мозгами и с ужасом думал, что вот теперь-то его и разоблачат вконец зрители. А наутро оказалось, что именно эта передача и побила все рекорды-рейтинги. И дело не в том, что в России уже совершилась культурная революция и все вдруг стали сообразительными и энциклопедически образованными.
Разгадка очевидна. Если маленький человечек, сообщаясь с чем-то большим и непонятным, вдруг поймет хоть что-то, расшифрует всего лишь одну закавыку, то всё: в это мгновение он перестает себя чувствовать тараканом, который заполз ненароком в чужой и враждебный будильник, где все происходящее вокруг бессмысленно, непонятно и оттого страшно...В этот миг сообщения он сам себе напоминает Сизифа, вкатившего-таки на гору свою краеугольную каменюгу. Такое ослепительное солнце, такая гордость, такая высота, и ты соразмерен всем Бахам сразу. Там, высоко в горах, как уже неоднократно отмечали поэты, проживают Бог и Бах, и о чем им, скажите, сообщаться утрами друг с другом? "Здравствуй, Бог, Ты - велик". - "Здравствуй, Бах, да и Ты, если честно, не промах!"
За мгновения такого сообщения, из которых, собственно, и состоит жизнь, Сизиф готов вновь и вновь катить наверх свой неподъемный камень. Все мы немного Сизифы, только вот не умеем правильно расшифровывать нужные мифы.
Как было на Дальнем Востоке
Группа игротехников высадилась в Якутии на каком-то уж совсем болотистом аэродроме. Ради участия в нашей организационнодеятельностной игре одной пожилой учительнице в добровольно-принудительном порядке пришлось сутки грести до райцентра на лодке-плоскодонке по вечной мерзлоте, оставив в чуме недоеную олениху. Когда игротехники вышли на сцену в самый первый раз, эта зареванная учительница решила, что говорят они на языке какого-то соседнего малопонятного племени. Однако там, за большим болотом, никто вроде бы и не гнездится, но на эскимосов эти, в галстуках, были не сильно похожи. Но придется послушать - начальство сурово и глазасто.
В конце игры все было, как бывает. Учительша вскочила на сцену и крикнула во всю свою педагогическую глотку: "Спасибо вам, теперь я поняла, что я была Христос!" Но, почувствовав замешательство в рядах аудитории, быстро поправилась: "Ну, я была - как Христос, который не сообщался, а говорил, говорил, говорил свое... А мне, педагогу, надо быть - как Сократ, надо уметь слушать и слышать, надо чувствовать в собеседнике, сколько бы лет ему ни было, равного себе человека".
Ну и всякие такие слова, чего тут еще можно сказать спросонья. Спал себе человечек, спал, прохрапел все простые истины, а тут его будят, свистят над ухом непонятным всяким словом, будто бьют в медный таз колотушкой. И вдруг оказывается, что тебя за уши втащили в процесс сообщения. И ты уже с трудом понимаешь, как мог жить без этого раньше, жить, из кожи выпрыгиваешь, и пытаешься на цыпочках ходить, чтобы только хоть краешком глаза увидеть, что там, за забором, за горизонтом, за толстой обложкой...Потом, увы, это проходит. Долго ходить на цыпочках не очень-то сподручно. Начинаешь ненавидеть и псевдоэскимосов этих очкастых, и их сообщников по всемирному заговору сообщателей - режиссера Спесивцева и алхимика Коэльо.
Дайте общение с философией
Смысл моих писаний прост. Я хочу ободрить, утешить унылых, тех, кому кажется, что уж какие нынче игры, какое сообщение с великим, когда царят такие нравы и всюду запах тлена. Не оставляйте стараний, маэстро! Шевелите мозгами слушателей, а для этого все остальное отбросьте. Переводите с непонятного на язык останкинских амбалов. Я имею в виду, конечно, не столько сотрудников телецентра, сколько мальчишек с улицы Руставели, на них надежды больше. Давайте козырять друг перед другом количеством вовлеченных в сообщение масс. Сообщаются не только сосуды - все в нашей жизни так крепко завязано, что в скорости вымрет последний философ, если не научится говорить с площадью.
Эта наука трудна, но вполне посильна для прилежных наследников Сократа. Тем более для россиян. Технологии интеллектуального, эмоционального взрывов лучше всего, пожалуй, разработаны в отечественной, чуть было не написал "педагогике", но тут ненароком запала нужная клавиша на компьютере - и правильно сделала, потому что речь-то нужно вести, скорее, об "антипедагогике", об инновационном российском андеграунде, откуда родом Александр Ривин, Иннокентий Жуков, Адриан Топоров, Игорь Иванов. Возможно, не все из этих фамилий у вас на слуху. Мне повезло. Долгие годы я сидел примерно на том же стуле в редакции "Комсомольской правды", на котором до меня громоздились Володя Дудинцев и Слава Голованов. Последний орал на нас, начинающих, если мы прятались от очередного лохматого изобретателя, который катил на тележке чертежи своего вечного двигателя: "Даже если всего лишь один процент, да что процент - один промилле этого бреда окажется гениальной догадкой, то не будет тебе во веки веков прощения от правнуков, что именно ты прозевал, не услышал". Я был молод, и мне тогда казалось, что зря мэтр так уж сильно беспокоится. Теперь-то я понимаю, что он еще мало орал...Тогда бы и папки мои были еще толще....
Одна из них так и называется: "Перевод с непонятного". Первым листочком там лежит биография великого чудака Ривина и письма от выпускников его "школы талгенизма" (талант + гений). Некоторые полагают, что рано или поздно, когда забудется все суетное и преходящее, потомки назовут XX век столетием Эйнштейна и Ривина. Эйнштейна - понятно за что. А Ривин? Собрав в лесу под Киевом несколько десятков неграмотных сельских хлопчиков и дивчин, он, применив строго научный инструментарий, через девять месяцев обсуждал с ними "Пролегомены чистого разума", которые и в те годы считались одной из сложнейших книг человечества, да и нынче отнюдь не всякому по зубам, а ведь у тех ребятишек еще и зубов мудрости не было. Сам Ривин, как водится, был посажен, умер в безвестности, а архивы его пустили на раскурку другие зэки. Но ученики его, к счастью, жили долго и весело - еще в 70-х годах я застал кое-кого из них в живых и не ленился их мучить допросами.
Так что в общих чертах смысл этой гуманитарной технологии мне понятен. Что касается деталей, в которых обычно прячутся и смысл, и дьявол, мы докопаемся вместе с теми, кто захочет однажды повторить этот великий эксперимент. Наверное, это случится достаточно скоро, когда общество перестанет заниматься чепухой вроде реформирования импотентной школы, в конце разочаруется в одряхлевшей системе образования и воспитания. Тогда и начнем шарить жадным взглядом по закромам и сусекам, перечитывать невостребованные тексты. Главным, а то и единственным предметом в школе будущего станет урок сообщения. Потому что Кант, если его научиться слушать, научит любого и жизни, и звездному небу значительно лучше, чем любая Марья Ивановна, будь она хоть семи пядей во лбу. Не знаю, как вы, а лично я не стал бы бояться ночами бродить по Останкино, зная, что в каждой квартире лежат под подушкой у юных именно "Пролегомены". Какое еще воспитание нужно, какая борьба с героином? Я знаю, мне еще долго дрожать на осеннем ветру в тени этой башни, похожей на иглу наркомана. Да и вам, в общем, тоже - всем нам прятаться некуда, кроме как в книги и театры, последние из убежищ духа, да и те, понимаешь, уже в лихорадке... Но для тех, кто уже устал быть усталым, - сообщение, не лишенное оптимизма: два амбала недавно хотели набить морду режиссеру. За то, что их не пустили сообщаться с философией.
30.11.2002
Постоянный адрес сатьи http://www.soob.ru/n/2002/10/c/10
Письмо авторам
|
