Простоквашино в реале
Ваши вопросы к Алексею и его друзьям, которые, надеемся, почтут своим присутствием очередной хваРеал, а то и пригласят к себе.=УЗ.
ВК Творческое объединение "Жар-Птица"
Алексей Столяров
сегодня в 22:49
Вышло новое интервью, теперь уже на страна.ру:
http://strana.ru/journal/23890741
Большая часть беседы происходит в замечательном доме-музее Калинина, а затем в Музее Кашинской Старины с. Вознесенье.
х х х
Собственно интеллигентом стал только в тверских лесах, и действительно ни о чем не жалею!
х х х
Сейчас и не вспомню, кто рассказал мне про обычного московского парня, ушедшего в лес. И там же, в лесу, создавшего этнографический музей. Идея дауншифтинга сама по себе занимательна, а в эдаком ракурсе — вообще требовала немедленного знакомства. Поездки в далекие леса. Посещения того самого музея.
Алексей Столяров нашелся на удивление легко. Откликнулся:
— Приезжайте, конечно. Сначала в Кашин, устроим вам экскурсию. Потом ко мне…
***
В Кашин я заезжал и прежде. Каждый раз странным образом попадал в непогоду.
Непогода мешала рассмотреть красоту. Кашин казался мрачным, чуть ощетинившимся на жизнь. Я фотографировал избы — отодвигалась занавеска. Кто-то провожал меня взглядом исподлобья.
Да и что знал я об этом городке? Ничего!
Помнил только, что шоумен Геннадий Бачинский незадолго до кончины ушел в религию. Купил избу на окраине Кашина, помогал здешнему монастырю. И разбился-то, когда ехал сюда.
В этом монастыре, куда Бачинский провел газ, его и отпевали.
Вся эта история вплеталась в мою картинку Кашина органично. Придавая трагический оттенок — будто случилось вчера.
***
На солнышке Кашин оказался совсем другим. Нарядным, свежим и безо всякого трагизма. Должно быть, все прежнее было фантазиями.
Часа три гулял по Кашину, узнавая. Одну замысловатую историю меняла другая, еще затейливее. Грустных почти не было. Самая печальная — вот она.
Указали мне вдаль:
— Там наше СИЗО. К нам привезли Павлова из ГКЧП. Еле нашли штаны нужного размера.
Я вглядывался в тюремные стены пристальнее. Раз помнят они такие сюжеты.
Забирались в церковные развалины. Развалины — моя слабость. Как для любого кладоискателя. Кашинские руины хранили волшебную историю — где-то здесь, у стен, похоронен шведский принц Густав. Могилу так и не нашли. Я записал в блокнот место — возможно, плохо искали…
Забрался на колокольню за 100 рублей пожертвования. Оглядел милый Кашин — обещая самому себе вернуться снова. И поехал в сторону Верхней Троицы. Где дожидался меня Алексей Столяров, обещая рассказы еще занимательнее.
Ехал — и поражался. Где-то останавливался, совершенно завороженный. Вот это Тверская область, вот это чудеса! Сосны, ледяная речка играет солнцем, берега кофейного цвета…
И мертвые деревни. Избы, завалившиеся набок. Попадаются и вполне себе живые, румяные — вроде этой самой Верхней Троицы. Вот памятник Михаилу Калинину возле древнего дома, похожего на сельский клуб. На двери замок, крыльцо съехало набок, но цветы у памятника свежие. А вот, метрах в трехстах, еще один памятник Калинину.
Изба оказалась его. Та, в которой вырос. Быть может, смотрел, как и я сейчас, на эти вот наличники. Кому еще придумать эдаких чудо-зверей, как не всесоюзному старосте?
Избу превратили в музей, полный трогательных вещиц. К которым прикасался когда-то Калинин.
— Очки?
— Его! Все подлинное!
— А тапочки?
— Тоже. Смотрите, какой размер. 38-й, наверное. Ножка у Михал Иваныча была маленькая. Здесь все «имени Калинина». И школы, и больницы. Рядом с нами Тетьково, волшебное место. В бывшей усадьбе Мордухай-Болтовских был дом отдыха для работников ВЦИК. Здешние бабушки помнят, как приезжал сюда отдыхать сын Сталина Василий, Хрущев…
— В избе Калинина и впрямь все подлинное — включая ложку и очки?
— Ручаюсь. Передавали родственники. Видели вы тарелки Есенина? Вон они!
Фото: Юрий Голышак. Strana.Ru
Фото: Юрий Голышак
— Что за история?
— Есенин приехал в это село просить у Калинина квартиру в Москве. Купил Михал Иванычу тарелки в подарок. Калинин встретил словами: «Сережа, что ты мыкаешься, ведь ты человек образованный, может стоит тебе вернуться на родину и молодежью заняться? С твоей-то головой!»
— Зачем Есенин приезжал, Калинин так и не понял?
— Понял, конечно… Как вспоминали потом крестьяне, Есенин залез на бочку. С нее читал стихи.
— Прямо во дворе?
— В соседней деревне Слободке. На девок произвел огромное впечатление. Есенин здесь позажигал, судя по воспоминаниям. Заночевал здесь.
— Особенное впечатление на меня произвела калининская деревянная ложка.
— Именно этой ложкой Михал Иваныч кашу ел. Вы ехали по селу — ничего не заметили?
— Да много чего.
— Вот я смотрю на здешних мужичков — удивительно похожи на Калинина. Финно-угорский тип, скуластые. Калининские черты до сих пор «в ходу»…
***
А дальше было все интереснее, оригинальнее.
Отправились мы в лес — к тому самому «Музею Кашинской старины», ради которого плелся я в эдакую даль.
Я украдкой дотронулся пальцем до вывески «этнографический музей» у крыльца. Отшелушил кусочек сухой краски. Постучал ногтем по горшку на плетне. Я не сплю?
— Заходите же! — улыбнулся с порога Столяров.
Сели мы у печи.
— Так как вы, московский парень, оказались в тверской глуши?
— История эта началась в 2004 году. Жил в этих местах Юрий Стариков. Он и бард, и мастер всяких промыслов. После очередного концерта настолько вдохновенно пригласил к себе зрителей, что мы решились — поехали. Никаких планов остаться в заброшенной деревне не было. Но так понравилось! Казалось сказкой!
— Все как у меня. Но я-то через час уеду и буду счастлив дома.
— А нам захотелось примерить эту жизнь на себя. 30 октября 2004 года, первый снежок. Доживали в Вознесенье несколько бабушек. Большинство домов заколочены.
— Этот тоже?
— Да. Деревня практически неживая. Мы еще подумали: всё, как в Простоквашино. Этот мультик — первая на советском телевидении история дауншифтинга. Тогда и подумали: а не приобрести ли здесь дом?
— Изба заколочена. У кого покупать?
— Это самый простой вопрос. Всякий дом обычно числится в сельсовете. По крайней мере, о нем знают. Наследника или хозяина найти не так сложно. Да и старушки что-то помнили.
— Что за семья здесь жила?
— Еще с царских времен — Антоновы. Разъезжаться по свету стали в 60-х. После войны большие надежды — и разочарование. Люди получали паспорта и сразу уезжали. В 80-х не осталось почти никого.
До этого прошли через разнарядку на кулаков. Надо было хоть сколько, а найти. Из обычных мужиков делали зажиточных — и «раскулачивали». Все здесь угасало, жизнь стала уходить. Из Вознесенья в соседнее Матино, оттуда — в Верхнюю Троицу…
В этом доме умещались семеро детей с родителями. Все помещались на полатях. Те примыкали к русской печке. Я нашел обугленный форзац книжки — мальчик вывел перышком: «Сия книга села Вознесенского Славковской волости Кашинского уезда Тверской губернии, Андрея Николаевича Антонова».
— Где нашли наследника?
— В Симферополе. От руки написали письмо. Тот приехал, в последний раз взглянул на дом предков, подписал документы и получил деньги.
— Слезная история.
— Он, уезжая, действительно плакал. История повторялась и с соседними домами. Разве что хозяева отыскивались не так далеко. Моя матушка и ее подруги выкупили здесь несколько изб. Образовалась теплая компания. А рядом деревня Матино, где тоже жили хорошие, интеллигентные люди!
— Подружились?
— Очень быстро. Как-то легко сложилось. Поначалу думали, будет дача, а оказалось — переехали из Москвы насовсем. Маме на работу каждый день ходить не надо было.
— Зато вам надо было учиться.
— Мне так хотелось остаться здесь, что нашел вариант экстерната. Казалось, здесь настолько интересно, просто космос!
— Мне бы стало скучно на вторую неделю.
— Почему-то мне в первые два года социум вообще не был нужен. Жить в лесу дней по десять, установив палатку. Абсолютный уход в себя. Но однажды период накопления сменила потребность отдавать. Заметил это и по себе, и по ребятам, которые сюда перебрались из города. Поэтому и начали работать с туристами. Отличный вариант прокормиться, не возвращаясь в Москву.
— Сколько сегодня стоит такой же дом в полузаброшенной деревне?
— 100-150 тысяч рублей за дом с участком. Цены взлетели, молодые семьи мечтают селиться в деревнях. Этот дом мы покупали за 15 тысяч рублей. Соседний стоил 10 тысяч. Тот, мимо которого проезжали, 8 тысяч…
— Вы точно меня не обманываете?
— Люди за копейки избавлялись от того, что им было не нужно! Сейчас в трех домах здесь живут постоянно. Не считая дома-музея, у которого своя жизнь.
— Чем занимаются соседи?
— В одной семье мужчина работает в Москве, на его жалованье живут. Приезжает на выходные. В другой все наоборот: мужчина местный, работает в колхозе. Там зарабатывает минимальную денежку. Зато у супруги-москвички нормальный доход.
— Как же вы создали семью, живя в лесу?
— Когда-то моя супруга точно так же переехала сюда. Семь лет мы дружили. Ездили на Урал, Алтай, Карелию… Потом организовали совместный проект.
— Семью?
— Дом ремесел. С него все и началось. Живем в соседнем Матино, там уже восемь молодых семей. Сейчас нашли небольшую денежку на детскую площадку. Уже мастерим.
— Мы же проезжали мимо вашего Матино. Крапива в человеческий рост, даже съезда нет.
— Да там деревня больше Вознесенья! Обратно будете ехать — вы за крапиву загляните. Жизнь там пульсирует. Есть даже футбольное поле. Моей дочке 4 года, и чувствует себя в деревне отлично. Зимой времени у нас побольше — устраиваем домашний детский сад.
— Деревня учит рано просыпаться. Даже знатоков дворянского быта.
— Просыпаюсь около семи. Беру ручную косу…
— Печь у вас дровяная?
— Да. Могу себе позволить дрова колотыми покупать — но не покупаю. Надо держать себя в форме. Колоть нравится.
— Читатель не знает — сколько нынче дрова-то стоят?
— Это смотря какие. Могут привезти бревна, фишку дров. Это примерно 15 кубов, большая машина. Обойдется это в 12 тысяч рублей и хватит на зиму. Даже чуть-чуть останется на следующий сезон. Если брать колотые, стоить может больше 15 тысяч. Бабушки и дедушки заказывают чаще всего такие. Но у крестьян колоть дрова — спорт.
***
— А что это мы сидим? — всполошился вдруг мой герой.
Я привстал. Готовый к неожиданностям.
— Пойдемте-ка смотреть соседнюю комнату, она называется прируб. Осмотрим наши артефакты. Я ездил по этнографическим экспедициям, что-то приносили наши крестьяне. Село считалось большим, 30 дворов, а принадлежало семье Пашковых. Вы же знаете дом Пашковых в Москве?
— Кто ж его не знает?
— Та же семья. Приемный ребенок помещицы, наследник, сбежал. Пяти лет хватило, чтоб усадьба полностью разрушилась. Аллеи с акациями вырубили. Остались только пруды.
***
В углу вижу портрет — пропыленный Владимир Ильич.
— В горкоме висел? — догадался я.
— Нет. Ильич пришел к нам с кашинских чердаков.
— Жили в округе люди потрясающие, — вздохнул Алексей. — Вот Анастасия Матвеевна, в войну заготавливала лес. Зимой рубили, весной сплавляли. Шла 17 километров по лесу, громко-громко пела. Распугивала волков. Меня учила, как правильно строить землянку в три наката. Рассказывала, что плакала за войну лишь раз.
— Что заставило?
— Сбили немецкий самолет. Парашютисты выпрыгнули. 200 наших женщин с вилами отправились их ловить. Из уезда прислали трех парней из НКВД с револьверами. Говорит: «Вижу — под кустиками лежит молодой парень. Закрытый, в плащ-палатке. Торчит автоматное дуло. Сошлись глаза в глаза. Понимаю: если сейчас закричу, он стрельнет. Но и он понимает, что если даст мне отойти, все расскажу и его поймают наверняка…» Но дал уйти!
— Что ж плакать?
— Потом этих немцев переловили и тут же расстреляли, на глазах у баб. Закопали в лесу. Стали шарить по карманам — у того самого парня достали фотографию. С женой, ребятишки на руках. Бабы как увидели — все разревелись!
Рассказывали мне старушки удивительные вещи. Шоссе Кашин — Тверь считалось стратегическим направлением. Каждое село должно было разгребать три заснеженных километра.
Отбиваться приходилось не только от волков — еще от дезертиров. Прифронтовая полоса, многие бежали из-под огня. Эти дезертиры были готовы на всё, когда видели телегу с продуктами!
— Как отбивались?
— Обухами топора. Сами-то кормились тырганцами.
— Это что ж такое?
— Нормальную картошку сдавали, очистки мороженой кушали. Ее называли «тошнотики», вызывала рвоту.
***
— В деревнях нищета полная?
— Миллион вариантов заработка!
— Как говорил бывший мой главный редактор, не надо миллион. Подскажите один.
— О том, что денег нет, говорят люди, привыкшие мыслить советским форматом. Привыкли работать в колхозе за 6 тысяч рублей в месяц, и вдруг колхоз умер. Им кажется — идти некуда, жизнь закончилась.
Мы придумали в деревне туризм. Можно заниматься сельхозпродукцией — сегодня на нее прекрасный спрос. В Москве есть магазины, связанные с эко-товарами. Могут у тебя брать за хорошие деньги все, что вырастишь.
— Самый тяжелый день из всех, что прожили в лесах?
— Когда закрыли Дом творчества. Мы съездили на Алтай, побывали в селениях кержаков-старообрядцев. Эти люди вдохновились идеями Николая Рериха — стали возрождать местные промыслы в своем селе. Заразили этой мыслью и нас. В Матино нашли здоровенный дом, бывшую колхозную чайную. Время спустя — как библиотеку. Был заколочен, тихо рассыпался. В нем и устроили творческий центр.
— Взяли, да въехали?
— Выяснилось, что на этот дом нет ни единого документа. Концов не найти. Глава администрации задумался — да и пустил на свой страх: «Делайте!»
— Закончилось все скверно?
— Мы провели там четыре детских лагеря. Привозили детей на экскурсии, учили ремеслам. Проект был довольно живой: ручной ткацкий станок, гончарный круг, разработали курс по художественной росписи. Собрали полторы тысяч книг. Но случился конфликт, не смогли договориться внутри деревни. К тому проекту я очень привязался, и закрытие Дома творчества стало ударом. Но, думаю, продолжение будет…
— Чему вас этот случай научил?
— С тех пор вообще не привязываюсь к тому, что делаю. Создал детище — отпусти. Умерло — значит, не надо ему жить. Зато я буду жить дальше. Кто знает — может, построю в этих краях что-то более долговечное?
ЮРИЙ ГОЛЫШАК
17.11.2014
Strana.Ru
Обсудить на форуме |
Письмо авторам
|
