ЛГ. Ирина Рыжая
Источник: Литературная газета, Москва
Дата выпуска: 07.10.1998
Номер выпуска: 40
Автор: Валерий ХИЛТУНЕН
Заглавие: Мать Тереза из деревни Сметанино
Мы постучали в ночные ворота. Пьяный голос спросил недовольно: что надо?
Матушка Ирина, смиренно потупив взор, сказала, что мы пришли исповедовать
убийц.
При этом "мы" я невольно содрогнулся - сейчас нас схватят, начнут проверять
документы, а потом еще и посадят прямо тут же, за забором с колючей
проволокой. И будут, в общем-то, по-своему правы.
Но нам открыли сначала тяжелые внешние ворота, а затем пустили в камеры,
где сидели убийцы, и она разговаривала с ними, и они исповедовались и ей, а
попутно и мне, ну, а я, ясное дело, и не возражал, потому что за такую
возможность любой журналист "Нью-Йорк таймс" дал бы очень много "зеленых",
а матушка Ирина с меня ничего не взяла. И они целовали мне руки, и я снова
вздрагивал: а ну как узнают, что я и не поп вовсе, а всего-навсего
бородатый журналист да еще с включенным диктофоном. Диктофон, кстати
говоря, благополучно сломался - Вселенная не ошибается и не любит
обманщиков.
Под утро один из наших собеседников расчувствовался, встал на колени перед
матушкой, а потом неожиданным рывком напялил свой нательный крестик
почему-то на мою несчастную шею под бурчание конвоира, а мне-то известно,
что он жену свою на мелкие куски порезал и разослал в посылках по ее
близким родственникам. На мой умоляющий вопрос, нельзя ли мне НЕ носить
этот странный знак "почета", матушка Ирина так пожала плечами, что я бы
скорее умер, чем снял с себя эту невыносимую ношу - помнить ежесекундно о
душе человечьей, которая уже и не душа почти, но все же...
Крестик этот потом долго не давал мне спать спокойно, иногда заставляя
проклинать тот день и час, когда я связался с этой неистовой попадьей, с
которой только безнадежно ленивый человек не попадет в какую-нибудь
передрягу.
... Она пришла ко мне много лет назад во главе веселой чумазой компании
казахских шахтеров. Я в тот год проповедовал идею семейных клубов, откуда
мне было знать, что в далеком Шахтинске проживает тетка со смешной фамилией
Рыжая, которая всерьез относится к печатному слову и все призывы прессы
принимает на все сто? Нужны клубы - будут клубы. Прочла о знаменитой семье
Никитиных, заочно влюбилась, теперь у нее самой уже восемь детей, и все
босиком по снегу бегали, и стадионов домашних Ирина, тогда еще вовсе не
попадья, собственноручно понастроила по всему Союзу.
Она была когда-то директором Дворца пионеров и школьников в маленьком, но
знаменитом украинском городке. Тут росли-матерели в разное время великие
человеколюбы Николай Гоголь и Антон Макаренко, играли в одной песочнице
маленький Толик Луначарский и Семен Петлюра.
Был у нее муж - славный Миша-компьютерщик, улыбчивый, добрый. Был у него
хороший подземный кабинет в Казахстане - он заведовал чем-то там очень
серьезным, а время было еще то, доперестроечное, шахтеры ели-пили, землю
рыли, касками о Горбатый мост не стучали, так что Миша тут пригрелся...
Но потом она опять сорвала его с насиженного места, и отправилась эта
многодетная семья по призыву "Комсомольской правды" поднимать Нечерноземье.
Газета сказала и забыла о своем начинании, человек, созывавший энтузиастов
в заброшенную деревушку, оказался не вполне адекватен, кончилось тем, что
Ира с семейством намертво застряли в каком-то луго-болотном бараке.
Директор сельского детсада, в котором Ирина пыталась осуществить всякие
педагогические новации, подала на нее в суд за садизм, выражающийся в
стремлении разуть и раздеть сельских огольцов и облить их ледяной водой.
Миша пытался работать в местной школе-интернате, вконец озлился на жизнь,
на себя, на Ирину, пошел в духовную семинарию, стал сельским священником,
одним из многих и явно не лучшим. Иру просил по-человечески успокоиться,
выкинуть из головы эту блажь - всерьез принимать чужую беду, ночами сидеть
у керосиновой лампы, чтобы писать сотни писем по газетам и тюрьмам.
Начался вялотекущий семейные конфликт, который кончился ситуацией то ли
трагической, то ли анекдотической. Спокойный, умиротворенный, с сельской
ленцой поп выгнал из дому чересчур социально активную попадью, а вслед за
ней ушли и дети. Не все восемь - к тому времени двое старших уже жили своей
жизнью, причем лично я никому не пожелал бы такой жизни...
Бог очень любит мучить любимых. Первый удар он нанес ей с помощью ее
старшего сына Мирослава. Тот был домашним ребенком, и ее предупреждали, что
такому мальцу в армии не выжить. Та гордо отвечала, что ее дети не будут
прятаться за материнскую юбку ни при каких обстоятельствах. Мирослава
загнали к черту на кулички, на Тихий океан, совсем неподалеку от острова
Русский, где солдатики наши вымерзали и умирали от голода. Славкина казарма
была вовсе не на необитаемом острове, так что в окрестностях казарм бродило
много проходимцев, а также шла какая-то российско-новозеландская стройка со
множеством дырок в заборе и вечно пьяными сторожами. Через дырки в заборе
были видны и всякие новозеландские лопаточки, которые, как нелепый бантик,
украшали весь наш советский строительный хаос. В общем, пришел в казарму
дядька и стал намекать, что он и сигарет подкинет, и хлебушка, если
солдатушки бравы ребятушки ночью вынесут ему вон ту уж больно красивую
лопатку. Славка маялся, он помнил мамины заветы, что воровство - оно всегда
воровство, хоть пятачок, хоть миллион. Но мама была далеко, есть хотелось
очень-очень, лопатка не производила впечатления драгоценного сокровища. В
общем, на обратной дороге возле дырки в заборе их уже ждали милиционеры,
из-за спин которых выглядывал тот самый дядька, а может, и не тот, а это
Славке с перепугу показалось, и некоторые солдатики успели убежать, а он и
не убегал вовсе, а сразу сдался и во всем честно признался, но ему не
поверили, а посадили в тюрьму и завели дело о хищениях в особо крупных
размерах. Дело в том, что зарубежной стороне этого СП, видимо, стало не
очень понятно, в какую такую бездонную дыру просыпаются новозеландские
доллары, и нашим хозяйственникам нужно было на кого-то свалить недостачу.
Общая сумма ущерба, выраженная в твердой валюте, тянула на вышку. У
Мирослава не было алиби - он был застигнут на месте преступления. Больше
никого в тот год не поймали. Так что вышка по всем статьям выходила аккурат
ему...
Ира, тогда еще начинающая матушка, приползала в редакцию на коленях и долго
объясняла, какой Славка замечательный.
Я полетел в Хабаровск, я никогда в жизни так не пил, потому что всухую
прокуроры не разговаривают. Славка получил по минимуму, в тюряге встретил
такую же бедолагу, они там обженились, родили дитя, потом он освободился и
увез малыша в Сметанино, а потом и мамка, отсидев срок, приехала туда же и
стала работать в церкви чем-то вроде казначея. Со свекровью они общего
языка не нашли - разная закваска, разный замес... В общем, стало матушке
Ирине в Сметанине неуютно. Другая бы смирилась, стерпелась, слюбилась,
стала бы просто многодетной попадьей с вишневым вареньем на террасе,
уважительными поклонами односельчан, обильными подношениями по церковным
праздникам. Но тогда нужно было каждому из своих сотен корреспондентов
написать: забудь мое имя, забудь мой адрес, оставь меня в покое.
Я читал ее почту. Нечто подобное получают собесы, службы мигрантов,
"телефоны доверия", куда самоубийцы обращаются иногда и письменно, а не
только устно... Но там - службы, офисы, институты. Тут - она одна. Без
статуса, денег, а теперь еще и без постоянного места жительства. Муж
поставил условие: успокоишься - приму обратно. Но она уже не узнавала в
этом суровом попе своего ясноглазого Мишу. Но попадьей - раз уж так
распорядилась судьба - осталась.
...А потом был еще один удар ниже пояса. В хлопотах о чужих безвинно
осужденных сыновьях Ирина проворонила своего собственного сына. Устав от
бесконечных родительских разборок, он, как только чуток оперился, уехал в
чужой город, там бедствовал, на письма Ирины не отвечал, связался не с
самой лучшей молодежной компанией, других компаний вокруг не было. Его
посадили за наркотики.
... Мать Тереза спокойно общалась по финансово-благотворительным нуждам с
главными наркоделъцами этой горбатой планеты, которую уж и могила не
исправит. Брала от них деньги на свои благие начинания. По-старушечьи
фыркала, когда ей пытались делать замечания на сей счет. Хотя я с трудом
представляю человека, который бы посмел сказать ей хоть слово поперек.
С годами в профиле матушки Ирины начинает все больше проглядывать эти
черты. А может, они у нас у всех одинаковы - только некоторые не стесняются
их демонстрировать, наплевав на то, как они выглядят в глазах окружающих?
Даже близких... Даже мужа... Даже, страшно сказать, детей...
Я еще могу ответить на вопрос, почему малыши не остались в Сметанине, а
поехали с мамой. Маленькие еще. Но у вполне самостоятельных Витьки с Вовкой
был выбор! Они делят с матушкой все ее невзгоды, безденежье, жизнь по чужим
углам. Но я искренне порадуюсь за тех девушек, которых полюбят эти справные
маленькие мужички, на руках которых - и младшие братья, и сестры, и мать,
которую саму нужно часто защищать, как ребенка. Хотя с каждым годом все
реже - наверное, есть беззащитность, которая лучше любого щита.
...Некоторым кажется, что матушка Ирина чересчур много на себя взваливает.
Она и сама понимает, что в сутках ее всего лишь 1440 минут, и ни одной
минутой больше не отпущено ей коварным и строгим Богом, который и сам не
знает союза "ИЛИ", и в лексикон любимых их не пускает. Делай раз, делай
два, делай три... Не спи, вертись, команду помощников формируй-но делай!
У матушки Ирины, как и у всех верующих людей, включая даже патриарха,
имеется свой личный духовник. Она ему постоянно исповедуется и получает от
него нагоняи всегда на одну и ту же тему: чего, мать, разбрасываешься, чего
хватаешься сразу за тридцать три дела? Она вроде как и соглашалась, головой
кивала, но однажды ей это надоело, и она составила список этих своих
тридцати трех начинаний, положила список на стол перед духовником и
спросила: ну и что я могу отсюда вычеркнуть? Чиркай сам - я соглашусь...
Подслеповатый батюшка, очки на глаза надвинув, долго ковырялся карандашом в
Ирининых каракулях, потом развел руками - вроде ничего не скинешь без
ущерба для души. Впрочем, два пункта он все-таки вымарал. Сашку, например.
Это такой здоровый лоб, который ехал с Ириной в общем вагоне, подслушал ее
разговор со случайным ночным собеседником, решил, что раз она такая добрая,
то пусть и ему помогает. Взял адрес, приперся в Москву, поставил вопрос
ребром - прописка нужна, работа нужна, да не абы какая, а чтобы можно было
скопить на домик в Черногории, где по-прежнему протекает самая чистая речка
Европы. Он хотел туда уехать со второй из своих любимых женщин, нарожать
кучу детей и "жить не хуже других". Далась ему эта Черногория,
двадцатитрехлетнему оболтусу из-под Кирова...
Пригрела и этого, терпеливо объясняла, что для осуществления этой своей
мечты ему нужно найти в столице такую работу, которая бы оплачивалась по 6
000 долларов, а это или какой-нибудь криминал, или на панель... Жить она
его поместила все в ту же комнатушку, где сама вот уж который месяц ютится
вместе с шестью детьми. За стенкой хрипит парализованная старушка, уход за
которой и позволяет веселому семейству иметь кров и чуть-чуть еды.
Витька с Вовкой подрастают ладными пареньками. Дочь Женька под руководством
мамы научилась так ухаживать за лежачими больными, что живи Рыжие на
Западе, они бы, наверное, не вылезали из кругосветных путешествий. Дело в
том, что настоящая сиделка, санитарка, сестра милосердия не бедствуют по ту
сторону границы.
Матушка Ирина за границей бывает часто. Это парадокс из парадоксов, она, с
одной стороны, вроде как бомжиха бездокументная, а с другой - то в Бельгии
выступает на какой-то феминистской конференции, то в Австрии на симпозиуме
по милосердию... Везде представляется просто - попадья, матушка.
Да и как иначе ей представляться? Практический психолог? Социальный
работник? Главный пенфренд всех российских заключенных? Куратор детских
приютов?
...Такую же трудность мы испытали однажды и в редакции, составляя список
самых ярких людей столетия. Нобелевские лауреаты, короли, путешественники.
У всех была какая-то профессия, мы о каждом могли сказать несколько внятных
слов. Лишь по поводу Терезы ничего не придумали. Так и написали по алфавиту
- Тереза, Мать.
Все люди как люди. Великий пост бывает лишь в положенное время. А Матушка
Ирина на своем великом посту - весь год, без перерыва. Ночами сидеть у
постелей парализованных женщин, отвечать на сотни писем арестованных
мужчин, маяться по судам, тюремным очередям и общим вагонам.
Мне лично как бы и не завидно, но все же в глубине души гложет сомнение - а
вдруг это у нее все в порядке с головой и сердцем, а не у меня, который на
эту каторгу себя не обрек.
Письмо авторам
|
